изучает хадисы и занимается толкованием Корана, то он не может все же быть причислен к юристам и не может добиться должности судьи. Достичь этого он может только в том случае, если он изучит труды Абу Ханифы и ему подобных, выучит наизусть практические судебные формулы, а справиться с этим он может в один-два года. И спустя немного времени такого человека могут назначить судьей города или даже целой провинции»[1222].

Расцвет богословия и новые мысли этой новой эпохи, ставшие возможными благодаря освобождению от юридического балласта, вознесли идеалы ученого на достойную уважения высоту. «Наука открывает свое лицо лишь тому, кто целиком посвящает себя ей с чистым разумом и ясным пониманием и, вымолив себе помощь Аллаха, собирает воедино все силы своего рассудка, кто, засучив рукава, бодрствует ночи напролет, утомленный рвением, кто добивается своей цели, шаг за шагом подымаясь к вершинам знаний, кто не насилует науку бесцельными отступлениями и безрассудными атаками, кто не блуждает в науке наугад, как слепой верблюд в потемках. Он не имеет права разрешать себе дурные привычки и давать совратить себя своей натуре, должен избегать общества, отказаться от споров и не быть задирой, не отвращать взора от глубин истины, отличать сомнительное от достоверного, подлинное от поддельного и постоянно пребывать в здравом рассудке». Так писал ал-Мутаххар в 355/966 г.[1223]

Носителем светских знаний был «секретарь» (катиб), уже одеждой резко отличавшийся от богослова, который носил покрывало, спускающееся на затылок (тайласан) и — по крайней мере на Востоке — повязку, охватывающую подбородок. Оплотом секретарей был Фарс, светская провинция, и в ее столице Ширазе секретарь пользовался большим почетом, нежели богослов[1224].

Раем для ученых был, напротив, Восток, где еще и сегодня богословы пользуются неизменным уважением, подобного которому нет во всем мире[1225]. Когда в V/XI в. один великий богослов совершал поездку по Персии, то повсюду жители выходили ему навстречу вместе с женами и детьми, касались рукавов его одежды, чтобы обрести благодать, и уносили пыль с его сандалий как лекарство. Купцы и ремесленники разбрасывали в сопровождавшей его толпе сласти, фрукты, одежды, меха — и даже сапожники не отставали, так что туфли падали людям на головы. А женщины-суфии бросали ему венки из роз, чтобы он коснулся их и они от этого обрели благодать[1226].

Пожалуй, каждая более или менее значительная мечеть имела библиотеку, ибо существовал обычай завещать свои книги мечетям[1227]. Говорят, что начало библиотеке мечети в Мерве положили книги, привезенные еще Йездигердом III[1228]. Теперь и власть имущие считали для себя величайшей гордостью собирать книги. Так, в конце IV/X в. каждый из трех великих повелителей ислама — в Кордове, Каире и в Багдаде — был книголюбом. Ал-Хакам в Испании имел на всем Востоке своих агентов, которые скупали для него первые списки; каталог его библиотеки состоял из 44 тетрадей по 20 листов каждая, в которые были занесены только заглавия книг. Как-то в присутствии халифа ал-‘Азиза (ум. 386/996) шла речь о Китаб ал-‘айн ал-Халила ибн Ахмада; он велел доставить ее ему, и тогда библиотеки представили ему свыше тридцати рукописей, среди которых автограф. Один человек предложил ему рукопись истории ат-Табари, которую он приобрел за 100 динаров; однако у халифа в библиотеке было уже свыше двадцати рукописей этого сочинения и среди них также автограф. У него было 100 списков Джамхары Ибн Дурайда[1229]. Более поздние поколения хотели также знать объемы книжных фондов его библиотеки, однако они колеблются (в печатном издании ал-Макризи) между 160 и 120 тыс. томов[1230]. По Ибн ат-Тувайру, библиотека имела отделы, разделенные на секции, причем каждая секция запиралась дверью, снабженной петлями и замком; там находилось свыше 200 тыс. книг[1231]. Приведем для сравнению данные о наличии книг в западных библиотеках в то же самое время: соборная библиотека в Констанце имела в IX в. 356 томов, в Бенедиктбеурене[1232] в 1032 г.— немногим больше 100, а соборная библиотека в Бамберге в 1130 г.— лишь 96[1233]. Ал-Мукаддаси ходил как-то по библиотеке ‘Адуд ад-Даула с его камергером (ра’ис ал-фаррашин): «Библиотека помещалась в специальном здании, ведали ею управляющий (вакил), библиотекарь (хазин) и инспектор (мушриф). ‘Адуд ад-Даула собрал там все книги, которые только были сочинены до него по всем отраслям знаний. Библиотека состояла из большого вестибюля и длинного сводчатого зала, к которому со всех сторон были пристроены боковые помещения. Вдоль всех стен как самого зала, так и боковых помещений, он, разместил шкафы из накладного дерева высотой и шириной в три локтя, с дверцами, опускавшимися сверху вниз. Книги помещались рядами на полках. Каждая отрасль знания имела свой шкаф и каталог, в который были занесены названия книг. Допуск в библиотеку имели только именитые граждане[1234].

Три самых страстных книголюба III/IX в.— это часто упоминаемый ал-Джахиз, ал-Фатх ибн Хакан, вельможа двора и кади Исма‘ил ибн Исхак. Любую книгу, попавшую в руки ал-Джахиза, какова бы она ни была, он не выпускал до тех пор, пока не прочитывал до конца. В конце концов он взял в аренду лавки книготорговцев, чтобы там — стало быть, заимообразно — читать книги. Более поздний источник даже приписывает ему и смерть библиофила: он имел обыкновение раскладывать вокруг себя целые горы книг, и вот однажды такая стена книг обрушилась и убила его[1235].

Ибн Хакан, даже когда он за чем-нибудь выходил из-за стола халифа, извлекал из рукава или из туфли книгу и читал ее до тех пор, пока не возвращался опять к столу, даже и в уборной, «а кади Исма‘ила ибн Исхака встречал я неизменно читающим книгу или роющимся в них»[1236].

Умерший в 275/888 г. ас-Сиджистани велел сделать ему один рукав широким, а другой — узким: первый для книг, а другой был ему не нужен[1237].

Примерно в середине III/IX в. придворный ‘Али ибн Йахйа ал-Мунаджжим выстроил у себя в имении прекрасное книгохранилище, которое назвал хизанат ал-хикма, т.е. «сокровищница мудрости». Со всех сторон к нему стекались люди, чтобы заниматься там, причем содержались они за счет хозяина. Так попал к нему и астроном Абу Ма‘шар <ал-Балхи> из Хорасана; прибыв туда вместе с караваном паломников, он посетил эту библиотеку, застрял в ней, и «покончено было с хаджем и с исламом»[1238].

Рассказывают, что некий исфаганский богослов и землевладелец, скончавшийся в 272/885 г.,