Я тут же вспомнила главного инженера. Моя первая встреча с ним произошла в директорской приемной, когда он застал там плачущую Вику Тарнапольскую и, по всей вероятности, посчитал мое появление причиной ее слез. Потом он заявил и органам, и Сереге Стандецкому, что именно я могла пристрелить Вику, по крайней мере, назвал меня как наиболее вероятную кандидатуру. Во время гражданской панихиды он метал на меня взгляды-молнии, в особенности в первый момент, когда увидел меня на скамье рядом с гробом.

Но о нем мне говорили, что у мужика золотые руки и что его очень уважал Тарасов. Значит, кадр ценный. А его негативное отношение ко мне неудивительно. Вообще-то, это больше свойственно женщинам, но и отнюдь не все мужики ко мне пылают любовью, взять хотя бы господина Максимова. Ну, ничего, переживу. Правда, особой откровенности от такого кадра ожидать не приходится…

Николаю Ивановичу я сказала, чтобы он остался с трудовым коллективом и пообщался с народом, а мы с главным инженером побеседуем с глазу на глаз. Народ радостно принял это известие, подозреваю, что из чувства мужского любопытства, которое часто оказывается более сильным, чем женское. Не представляла, конечно, как Николай Иванович собирался его удовлетворять, но ничего, потом устрою ему проверку: сможет он работать вместе со мной или как? Мне давно требуется такой крепкий мужичок средних лет, которому я могла бы доверять. А только встретив этого сибиряка, я поняла, что его, пожалуй, ничто не выбьет из колеи.

Геннадий Анатольевич, вызванный кем-то из работяг, вежливо со мной поздоровался, правда, бурной радости относительно моего появления не выказал, но согласился провести меня по производственным площадям.

В отличие от Багловского, объяснявшего все проблемы простым доступным языком, Геннадий Анатольевич изъяснялся в расчете на квалификацию среднего рабочего, владеющего производственным жаргоном, правда, надо отдать ему должное, после каждого крепкого словца извинялся.

При виде той самой злосчастной гальванической линии, о которой я уже столько была наслышана, я подумала, что этот агрегат мог бы вполне использоваться для катания по желобу морских свинок или хомячков (от зажравшихся американцев ведь всего можно ожидать), а также мог быть продан нам с диверсионными целями (если цена, указанная в контракте, соответствует реальной, а не занижена специально для всяких разных инстанций). Я могла предложить и еще несколько вариантов, но от высказываний вслух воздержалась, уточнив только – доволен ли главный инженер работой линии?

– Да я ее сам, можно сказать, собрал и запустил! – в сердцах крикнул он и добавил еще парочку соответствующих ситуации выражений.

Вопрос гальванической линии был самым больным для главного инженера. Тут он уже забыл и о негативных эмоциях ко мне – и выдал все, что думал о покойном Тарасове. Не исключаю, что все «фи» были высказаны именно мне, так как я получила десять процентов акций предприятия, по всей вероятности, с точки зрения главного инженера, незаслуженно.

Петров своими руками собрал линию, более того, кое-что усовершенствовал, не говоря уже о том, что ему самому пришлось дозаказывать уже у нас в стране очистные сооружения, подлаживать их под американскую линию и все это вместе запускать.

– Ее поставили без очистных сооружений? – уточнила я, хотя в этом ничего не понимала.

– Есть тут кое-какая очистка, – главный инженер кивнул на какой-то узел, – но по американским стандартам.

– А для нас американских стандартов не хватает?

– У нас они более жесткие.

Я выпучила глаза: подобного никак не ожидала! Петров кивнул и добавил, что Мишка-то Котляровский о наших стандартах знал, ему неоднократно предоставлялись документы, где все было указано. Но Мишке, как и Тарасову, и всем остальным, на само производство наплевать, на рабочих людей – тоже наплевать, им бы только сливки снимать, а людям не платить!

Главный инженер показался мне очень озлобленным.

Я его еще немного послушала, экскурсию свернула, потому что мне, откровенно признаться, это было неинтересно, а в моей турфирме еще найдется работа. Попрощавшись с главным инженером и с рабочими, мы с Николаем Ивановичем отбыли. Свое обещание Афганцу я выполнила: на «Неве-металл» отметилась.

– Ну, что скажете? – спросила я Николая Ивановича, когда мы загрузились в его «шестерку».

– Ну и страсти у вас, Светлана Алексеевна, – покачал головой водитель. – Думал ли я на старости лет…

– Да бог с вами! Какая старость? Ладно, выкладывайте.

Николай Иванович вздохнул и заметил, что Тарасов, о котором ему уже рассказали, не был особо любим на производстве. Слишком много денег греб под себя, рабочим платил мало, а все видели, как шикарно он живет.

Я заметила, что те же претензии выслушала сегодня от главного инженера.

С главным инженером ситуация вообще особая, пояснил мне Николай Иванович, быстро нашедший общий язык с работягами. Петрова Тарасов очень обидел. Американцы, поставившие линию, собирались прислать своего специалиста для монтажа и запуска и просили за эту услугу пять тысяч долларов. Главный инженер, изучив чертежи, сказал, что соберет линию сам при помощи имеющихся рабочих и подручных средств. Просил ровно половину: две с половиной тысячи долларов и премии всем ребятам. Тарасов согласился. Договоренность была устной. Линию запустили. Главный инженер получил тысячу долларов, рабочие – какие-то копейки.

Когда трудовой коллектив услышал, что генерального директора «Невы-металл» взорвали в машине, все в первый момент подумали: допрыгался, и так ему и надо, потом, конечно, выпили за упокой души, но понимали, что просто так убивать никого не станут.

Получив эту информацию, я задумалась.

– Знаю, Светлана Алексеевна, о чем желаете спросить, – сказал Николай Иванович.

– Откуда знаете-то? – улыбнулась я.

– Думаете, рабочие не подозревали Петрова? Был такой момент! Петров в состоянии сконструировать все, что угодно, включая и взрывное устройство. Но потом все сказали: не тот человек. Уйти он собирался с завода – было дело, но Багловский уговорил его остаться, да и рабочие очень просили. Тут заработок все-таки – при всех имеющихся недостатках – повыше, чем на госпредприятии. К тому же можно подхалтурить, воспользовавшись станками, чем главный инженер частенько и занимается после смены, а иногда и среди дня, если такая возможность появляется. Всем ребятам он тоже дает подзаработать – за что его и любят.

Я погрузилась в глубокие раздумья. Вполне допускаю, что главный инженер, которого я все-таки знаю достаточно плохо, Тарасова не убивал, хотя этот вариант исключать нельзя: если у него золотые руки и он в состоянии собрать все, что угодно, и если он был сильно обижен… но, с другой стороны, линия стоит на предприятии уже больше года, если бы он захотел убить – то, наверное, сделал бы это по горячим следам и под горячую руку. Да и, в принципе, за что ему убивать? За то, что начальник не заплатил, как обещал?