Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это? – тупо спросила Лиза.
– Это результаты освидетельствования Климовой. Вы только представьте, безутешный отец гасит бычки о попу своей коварной жены, а потом, разумеется из лучших побуждений, тычет ножиком в ее грудь.
– Но это не может быть правдой! – шептала Лиза.
– Милая моя, – покачал головой Вострецов. – Побывав в руках опасного маньяка, вы еще питаете какие-то иллюзии насчет его порядочности. Неужели вы не убедились еще, что он патологический лжец?
– Но вы считаете, что история, рассказанная им на моей даче, тоже является вымыслом?
– А вот этого я не говорил. Мы, конечно, проверим все основательно. Но думаю, что в тот раз перед вами он вывернулся наизнанку. Климов знал, что вы умрете, поэтому сочинять сказки не было никакой необходимости. Он даже бравировал своими подвигами, исповедовался, как грешник перед священнослужителем.
– Да, он выложил всю информацию о своих жертвах, – согласилась Лиза. – От глупышки Саши до стриптизерши Монро.
– Ты хотела сказать, Дробыш, – поправил ее Вострецов.
– Ничего подобного, – не согласилась Лиза. – Именно Монро.
– Но Николетта не числится в списке его жертв, – не унимался Вострецов.
– Но как же так? Вы же выезжали на место происшествия в тот день, когда на меня напали в подъезде! Разве это была не Николетта?
– Нет! Я выезжал на убийство молодой женщины. Но злодеяние совершил вовсе не Чулочник, а дебошир-муж. Да и звали убитую вовсе не Николь.
– Вот так фокус! Так куда же запропастилась бедняжка Монро?
– Но Климов ведь сообщил вам детали ее убийства. Я правильно понял?
Дубровская подумала несколько мгновений. Внезапно она поняла все и побледнела.
– Вовсе нет! Он даже не вспомнил про нее. Это я сама рассказала ему о ней. Я, помнится, упомянула даже, что она видела его во дворе после убийства Дробыш…
Вострецов присвистнул:
– Ну и дела! Если наша Монро еще жива, ей угрожает серьезная опасность…
Новая жизнь для Николетты так и не началась. Хотя, надо отдать ей должное, попытки порвать с прошлым были. Но каждый раз оказывалось, что одного желания для этого мало, нужна еще и финансовая независимость.
«Хорошо говорить о высокой нравственности тем, кто уплетает ложками черную икру, а выходные проводит на Канарах», – уныло рассуждала она после того, как ее очередная затея накрывалась медным тазом.
За место нянечки в детском саду, секретаря в захолустной конторе, уборщицы в кооперативе предлагали такие суммы, которые вызывали у бедной Монро вначале нервный смех, затем непрерывную икоту.
«На что вы, милочка, рассчитываете? – спрашивал ее толстопузый начальник той самой, покрытой пылью конторы. – Нужна квалификация, образование, мы же берем вас исключительно из соображений… м-м-м… гуманности и человеколюбия».
«Понятно, – мрачно констатировала Монро. – За эти гроши я вынуждена буду чесать ему брюхо и имитировать бразильские страсти, занимаясь с ним любовью на письменном столе».
Короче, после этого она ушла в глухой загул. Целую неделю в объятиях молодого повесы она старалась забыть то, что предлагали ей работники различных учреждений и ведомств. В ночном клубе ее потеряли, а подруга, после смерти Дробыш пугающаяся собственной тени, записала ее в ряды пропавших без вести.
И теперь, отрабатывая до черта надоевший ей номер у шеста, она уже не роптала на судьбу, а заученно улыбалась публике.
– Эй, Монро! – окликнула ее одна из официанток. – Подойди вон к тому столику. Тобой заинтересовался фраер с бородкой. За версту видно, что интеллигент.
Действительно, мужчина имел респектабельную наружность: чрезвычайно умные серые глаза за стеклами дорогих очков, холеные руки.
Николетта, подобрав грудь и втянув живот, подошла к нему и обольстительно улыбнулась.
– Присаживайтесь, – пригласил ее мужчина. – Вы меня не узнаете?
– А что, мы раньше встречались? – удивилась Николь.
Мужчина рассмеялся и, почесав бородку, признался:
– Может быть, если вы любите кинематограф.
У Монро пересохло в горле.
– Вы – актер! – догадалась она.
– Не совсем, – заскромничал мужчина. – Скажем так, я имею кое-какое отношение к киноиндустрии.
– О! – округлила глаза Николетта. Она боялась поверить в свою удачу. Еще бы! Ею заинтересовался такой необыкновенный мужчина, сразу видно, что крупный столичный бизнесмен. Если она поведет себя по-умному, ей удастся раскрутить его на приличную сумму. А там, глядишь, последует предложение сняться в какой-нибудь картине. Вот только Монро абсолютно ничего не смыслила в киноиндустрии, а поддержать разговор на должном уровне нужно было непременно.
На всякий случай она опустила очи долу (так лучше всего просматривалась длина ее потрясающих ресниц) и надула губки (чтобы придать им объем). Ногу она закинула на ногу (чтобы обнажилось шелковистое бедро), а длинными пальчиками стала барабанить по поверхности стола (пусть полюбуется на ее ухоженные ногти).
Неизвестно, насколько был потрясен ее красотой киноделец, но он вдруг дернулся и схватил ее за руку:
– Не двигайтесь!
– Что такое? – испугалась Монро.
– Сидите так и не поворачивайте голову. Это невероятно!
«Скорее всего, он сейчас подбирает актрису на главную роль и во мне разглядел что-то такое, необычное», – воодушевилась Николь.
Когда она решилась взглянуть на мужчину, она была поражена. В его глазах блестели самые настоящие слезы. Руки его дрожали. Было видно, что он с трудом сдерживает эмоции.
– Как вас зовут? – спросил он наконец.
– Николетта Монро, – заплетающимся языком произнесла девушка.
– Нет-нет! – замахал он рукой. – Как ваше настоящее имя?
– Нина. Нина Бубенцова, – она с трудом вспомнила это имя.
– Ниночка, – он опять взял ее за руку. – Вы так похожи на мою жену.
– А ваша жена, она… это…
– Она умерла, – бесстрастно сказал он вдруг. – Она погибла в автокатастрофе два года тому назад.
– Какой ужас! – произнесла Николетта.
«Редкая удача! – подумала она про себя. – Если я на самом деле напоминаю ему погибшую жену, то мои ставки резко возрастают. Я могу получить гораздо больше, чем роль во второсортной картине. Вдруг он решит жениться на мне!»
– Да, это было ужасно, – согласился мужчина с бородкой. – С женой была моя трехлетняя дочь.
– И она тоже?..
– Да, они обе погибли.
Теперь уже Николетта держала его руку в своей. Они долго молчали. Затем он тихо спросил: