– Этот человек сошел с ума, – сказал дядя Эдуард.

Мы не решились войти в здание с этой стороны, так как масса расплавленной стали лежала на полу лужей, но мы побежали к противоположному концу и очутились там вместе с целой толпой людей, сбежавшихся узнать, в чем дело.

Там был и рабочий, который спрыгнул на галерею. Он вылезал из своей одежды, все еще дымящейся.

Оказалось, несчастье произошло оттого, что бадья с раскаленным металлом сорвалась с одного из двух крюков и опрокинулась, выливая раскаленную сталь на землю. Все обступили потерпевшего. Это был мастер, управлявший краном. Он был совершенно спокоен, хотя волосы его обгорели и платье тоже.

– Что случилось? – спросили его.

– Не знаю. Что-то сломалось. Я выскочил из своей кабинки, чтобы избежать взрыва.

– А зачем же вы опять туда вбежали? – спросил дядя Эдуард.

– Чтобы остановить кран. Надо было торопиться. Если бы я не выключил ток, он мог бы пробить стену здания. А потом там ведь были люди, которые могли не успеть выбежать. Когда первый поток брызг закончился, я вернулся назад и остановил кран.

В это время на место катастрофы подошел инспектор, который начал расследовать дело.

К счастью, никто не был убит и, кроме мастера на подъемном кране, никто не получил увечий. У него были легкие ожоги, и он ни за что не хотел идти к доктору. Имущество фабрики тоже не пострадало, потеряна была только одна бадья металла. Причиной катастрофы была поломка одного из крюков на подъемном кране.

– А отчего же произошел взрыв? – спро- сил я.

– Всегда происходит взрыв, когда горячий металл попадает на сырой грунт, – ответил инспектор.

– Стальное дело – опасное, – сказал дядя Эдуард.

– Да, но не думайте, пожалуйста, что такие вещи случаются ежедневно, – заметил инспектор. – У нас несколько лет не было ничего подобного. Нет, работы на сталелитейном заводе не так опасны, как они могли бы быть. У нас принимаются такие меры предосторожности, что наши рабочие находятся на заводе в большей безопасности, чем на улицах Нью-Йорка или Чикаго. Пропорционально числу жителей, у нас несчастья с людьми случаются реже, чем в больших городах.

Мы узнали потом, что мастера с подъемного крана, проявившего такое мужество, чествовали обедом, на котором ему было объявлено о повышении жалованья.

Я знал одного человека, который умел засыпать по заказу. Если ему надо было убить как-нибудь десять минут, он садился в свое кресло, откидывался на спинку, взглядывал на часы – и в следующую минуту уже храпел. Ровно через десять минут он просыпался, протирал глаза, прятал свои часы обратно в карман, даже не взглянув на них, и шел, куда его призывало дело. Не знаю, почему вид часов наводил на него сон, но мне всегда хотелось иметь при себе такое снотворное средство или голову, так легко приходящую в состояние безмятежного покоя.

Я метался без сна на своей полке в поезде «Starlight Limited» с шести часов утра, а теперь было уже одиннадцать. Я положительно не мог заснуть, несмотря на то, что нарочно улегся до восхода солнца, чтобы выспаться перед прибытием в Питсбург. Радость, ожидавшая меня там, не давала мне уснуть.

Дядя Эдуард устроил так, что мечта всей моей жизни должна была осуществиться – мы должны были совершить путешествие на паровозе.

Билл сидел там на перегоне от Огайо, а от Питсбурга до Гаррисбурга была моя очередь. Мы должны были проехать ночью через Аллеганские горы – в этом было что-то захватывающее. Я слышал отголосок этой мысли в ритмичном стуке поезда, повторяющем ее десятки и сотни раз. И вдруг мои грезы были прерваны громким голосом кондуктора: «Питсбург».

Должно быть, я все-таки спал. Поезд подходил к станции. Я лег спать одетым, так что мне не нужно было терять время на одевание. Как только поезд остановился, я соскочил с подножки и побежал вперед. Билл встретил меня на середине дороги с таким черным от пыли и копоти лицом, что я едва узнал его.

– Ну, если бы ты знал, как это здорово и хорошо! – кричал он, снимая пальто и фуражку и отдавая их мне. – Я хотел бы проехать с тобой через горы, но там поезд не может идти с такой быстротой. Знаешь, в одном месте мы делали пять миль в три минуты с четвертью. Больше девяноста двух миль в час!

Мне некогда было слушать то, что говорил Билл. Как только я надел на себя все, что полагалось, я взял из рук Билла большие автомобильные очки, которые предохраняли глаза от пыли и искр, и побежал дальше.

Когда я добежал до головы поезда, то увидел, что паровоз, на котором ехал Билл, ушел, а на место его подавали свежий, мигающий в темноте своими яркими фонарями. Он тихо подошел задом к вагонам, слегка толкнул их и нетерпеливо запыхтел, ожидая сигнала отъезда. Машинист соскочил с него с пылающим факелом в одной руке и масленкой в другой.

– Извините за беспокойство, – обратился я к нему – не вы ли машинист с этого паровоза?

– Я, – ответил он. – А вы, наверное, тот самый гость, которого мы ждем к себе? Буду с вами откровенен, мне надо немножко осмотреть свою машину.

Я шел за ним и смотрел, как он подливает масло то туда, то сюда. Потом он выпрямился и с любовью взглянул на свою машину.

– Прямо-таки игрушка! – сказал он. – Самая лучшая машина в мире – это я вам говорю. Только что с завода. Вы можете быть счастливы, что вам представился случай проехаться на ней.

Я был абсолютно с ним согласен.

– Ну-с, сударь. А где ваше рекомендательное письмо?

Я вручил ему драгоценный документ.

– Все в порядке! – сказал он, пробежав его глазами. – Прыгайте!

Я последовал за ним по высоким ступеням лесенки.

– Вы можете сесть на место кочегара, – сказал он. – Со мной вам меняться нельзя. Джек, вот тебе помощник. Как зовут, скажите, пожалуйста? Ага, Джим! Ну, а это вот господин Джон Дуглас, известный больше под именем «Большой Джек».

Большой Джек пожал мне руку так, что я испугался, не переломал ли он мне все суставы. Он подвинул меня к сиденью на левой стороне кабинки и я сел, с удивлением глядя на водомерный кран, деления, рычаги, – на весь сложный механизм паровоза.

– Ну, разве не красавец? – сказал Большой Джек.

– Да-да, – нерешительно ответил я, не понимая, почему он называет паровоз красавцем.

Для меня паровоз был скорее стальным чудовищем в двести девяносто три тысячи фунтов веса, как сообщил мне тут же Большой Джек. Позади находилось помещение с пищей и питьем для него – двадцать шесть тысяч фунтов угля, – количество, достаточное для отопления деревенского дома в течение целой зимы, и семь тысяч галлонов воды!

– Он съест весь этот уголь, пока дойдет до Нью-Йорка? – опросил я.

– До Нью-Йорка? О нет, мы едем только до Альтоны. До тех пор нам, конечно, не хватило бы угля, а что касается воды, мы несколько раз будем заливать ее, пока доедем до Джонстауна.