Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я все реже и реже вмешивался. Аппарат стал жить своей жизнью, если он терял чувствительность или плохо выполнял свои функции, то уничтожался и воспроизводился вновь в более адекватном времени и власти виде. Главное, что ни у кого после свержения Аппарата не возникало даже мысли строить что-то другое, первым же делом бунтари-победители начинали… распределять портфели.
Даже величайший и умнейший из людей Платон, который почти все понял про Бога, богоподобных людей и память об Эдеме, даже он не увидел нашей мастерской маскировки. Он не захотел быть вне добра и зла, истинного и неистинного и придумал, по его мнению, справедливое и правильное государство. В нем, естественно, не было чиновников. Он видел в государстве только ремесленников, воинов и мудрецов. Мудрецы, на его взгляд, и есть топ-менеджеры общества. Я был возмущен и насторожен, я уже видел, как мудрецы грызут друг другу глотки, проводя все время в дебатах о правильных путях развития. Пришлось подкинуть Платону идею построить его государство в натуре, в виде опытно-экспериментального образца, так сказать. Проект с треском провалился, у гения возникли серьезные личные проблемы. Мне даже было его немного жаль, но поверь, Павлуша, ничего личного – работа. В конце концов, его чуть подпорченное в веках и в головах обывателей реноме идеалиста самому Платону уже никакого дискомфорта не доставляло.
Все вроде складывалось хорошо для меня. Но, как всегда, невозможно предугадать Всевышнего: ветхозаветные времена закончились, и пришел Христос с его благой вестью.
Я был в шоке от действий Господа, я просился к нему на прием через всех знакомых архангелов, я хотел совершить самоубийство в знак протеста, но только зря растянул себе шею и потерял три дня, болтаясь в петле.
В конце концов, я ушел в ту пустыню, из которой впервые увидел Чина, воздел руки к небу и начал горячо жаловаться Господу. Не помогло. Тогда я сел в свое креслице и три дня сочинял служебную записку и заявление заодно. Вот этот документ дословно:
«Господи, знаю, что ты все знаешь, но мне-то как быть? Ведь Христос, Сын Твой, по всем параметрам попадает в категорию сотрясателей системы и будет восприниматься чиновниками и жрецами как угроза. Аппарат при всем желании не сможет увидеть в нем Сына Твоего и отнестись к Нему с должным почтением. Все будет наоборот, и я страдаю от этого. Его станут преследовать, против Него будут организованы кампании, Ему не построят на бюджетные средства дом для проповеди, не выделят достойную квартиру, не помогут с информационным обеспечением и не организуют набор учеников. Что делать мне несчастному, неужели я, богомерзкий, создал машину против Тебя?
Может, ты так все и задумал, а я лишь ничтожная букашка, неспособная влиять на замыслы Твои. Но, я скажу больше, я обязан предупредить! И обыватели, и чиновники не в состоянии понять Его, а если поймут – не смогут жить как Он! Любовь, в отличие от пороков, страстей, милосердия и даже добра невозможно регламентировать, нормировать и сформулировать в виде понятных для всех подданных и граждан рекомендаций к действию. Люди будут жаждать от Христа чуда Твоего, помощи в заботах о хлебе насущном, в болезни, в горести и в опасности. Но как они будут любить? Что есть Любовь, Господи? Она – добро, она – это Ты. Но Ты – там, а люди – здесь, любить им будет еще тяжелее, чем Христу. Ты можешь потрясти их, ты можешь дидактически безупречно научить их, но как они с этим постоянно смогут жить на земле? Зачем им такой груз индивидуальной ответственности и индивидуальной свободы? Они сбегут от нее и собьются в толпы, где не надо открываться и за них все решено или самыми умными, или самыми главными!
Возможно, я лезу не в свое дело, Господи! Но только что я увидел, что Его хотят распять! Боже мой! Если даже он воскреснет, я боюсь, что его возведут в культ, ему будут кланяться, просить еды и выздоровления – это я вижу, но смогут ли они любить друг друга, хоть чуть-чуть так, как любит их Христос!? Или я не знаю людей! Впрочем, я из языка змия, я не человек и вообще не способен любить, но если все же получится и они полюбят друг друга, тогда не нужен Аппарат, не нужны чиновники, место арбитра и предохранителя вне добра и зла займет Любовь. Любовь будет таким организующим началом, ограничителем и регулятором, что никакие аппараты и регламенты станут просто не нужны!
В общем, Господи, я не смогу смотреть, как государство преследует Христа и христиан! Любовь в Регламенте и Аппарате не нуждается, дай же мне отставку, прошу уволить меня по собственному желанию.
Авдий, раб Твой».
Я твердо решил уволиться, мне впервые было сложно и горько, я так вымотался, что уснул прямо в креслице, это был мой первый в жизни сон. А когда я проснулся, то увидел на своем заявлении резолюцию Всевышнего: «Отказать!». На штампе небесной канцелярии стояла дата: 33 год от Рождества Христова.
На обратной стороне документа с резолюцией Всевышнего я обнаружил другую резолюцию, чему был немало удивлен:
«Многоуважаемый Авдий, прекратите истерику. Решайте свои задачи и не лезьте в компетенцию других ответственных уполномоченных. По поводу ваших вопросов про людей, по существу имею сообщить следующее: люди, испытавшие любовь, будут помнить об этом. Важно не то, чтобы они любили ближних на протяжении всего своего земного пути – мы понимаем, что это несовместимо с их греховной природой. Важно, чтобы они это почувствовали хоть раз и к этому стремились. Стремление к любви и осознание своей греховности само является важным результатом и смыслом на пути воссоединение Отца и детей его. Считаю целесообразным Вам, подумать над вышесказанным, принять меры и сделать все от вас зависящее в рамках своей компетенции, чтобы сохранить учение Христа в максимально приближенном к Истине виде.
С уважением,
Руководитель Небесной Канцелярии,
уполномоченный Максимус».
Напряжение нарастает
Между тем, до Великих Выборов в благословенной Старо-Пупинской губернии оставалось каких-то несчастных две недели. Сама кампания шла не ахти как. С доморощенными кандидатами население встречалось вяло. Брошюрки и другие агитки во множестве заполонили почтовые ящики и придомовые территории, дворники устраивали засады на агитаторов тех кандидатов, которые им, дворникам, не приплачивали. Даже «предвыборная чернуха» не заводила электорат, после долгих лет демократии знавший своих старых перечников как облупленных и без всякой «чернухи».
В противоположность улицам и общественным собраниям, обстановка на кухнях и в Интернете накалилась, что называется, добела. Все гадали, кого поддержит тайная организация анонимных чиновников, а заодно разоблачали как фальшивки публичные выступления того или иного главы района или доверенного областного начальника в пользу партийцев. Надо сказать, что и сами чиновники крайне неохотно стали давать публичные комментарии, поскольку сразу же подвергались обструкции в Интернете. Многие из них, привыкшие к обходительному обращению, лести от подчиненных и мату сугубо со стороны вышестоящих должностных лиц, не выдерживали и посылали невидимых Интернет-оппонентов в места не очень благозвучные, за что потом бывали нещадно поруганы еще больше. Но уже публично и с участием вышестоящих начальников. Вышестоящие начальники, в свою очередь, использовали конфузы по примеру Самого Главного, то есть как бесплатную возможность снискать народную любовь, заработать имидж добросердечного заступника всех граждан, а заодно показать уже своим вышестоящим начальникам как усиленно и трепетно они относятся к новой моде виртуального отчета, виртуального контроля и виртуального приема виртуальных граждан.