Тамара

Демон

Тамара, как любящая и сострадающая душа, беспокоится, прежде всего, о судьбе Демона. Она понимает, что, проникнув за монастырскую ограду, он согрешил, и сочувствует ему. Ответ Демона, однако, несколько озадачивает. Остается такое впечатление, что его застали врасплох и он попросту тянет время. А все дело в том, что Демон гадает, о каком грехе его спрашивает Тамара. Или о том, что он проник в монастырь, или о более давних кознях против жениха девушки, которого

Подгоняемый сладостными видениями, нетерпеливый жених презрел обычай предков и не сотворил молитву у часовни, стоявшей на дороге. Платой за это стала вражеская пуля. Демон был соучастником и, можно сказать, организатором убийства своего удачливого соперника, вот почему он замялся с ответом Тамаре. Своим встречным вопросом он пытался уточнить, не догадалась ли девушка о его роковой тайне. Правда, и в этой ситуации Демон мог тешить себя иллюзией, что способствовал спасению девушки от незавидного существования в доме жениха, где ждали

Но, как бы то ни было, он содействовал срыву свадьбы и горю в семье Тамары. Простить такое девушка никогда бы не смогла, и благо для Демона, что она ничего об этом не ведала. Другое дело, что сам Демон предчувствует свою будущую судьбу. Он знает, что Ангел, видевший его у дверей кельи, сообщит обо всем Высшему Судье, и Тот предъявит ему обвинения по полному счету. Демон уже ощущает жар ада, он не успокаивает Тамару и не отрицает возможность их будущего попадания в ад. Его страшит только разлука с любимой.

Критик. А если это так, то почему же намерение Демона проникнуть к Тамаре квалифицировано как «умысел жестокий» еще до столкновения с Ангелом, возбудившим в нем вспышку «старинной ненависти»?

Автор. Демон идет против воли Бога. Прогоняя Ангела, он берет на себя право распоряжаться судьбой (душой) девушки. Тут самое время вспомнить греческий миф о Персефоне, которую похитил бог подземного мира Аид. После того, как он обвенчался с девушкой, даже Зевс не смог вызволить пленницу. Единственное, чего смог добиться хозяин Олимпа, так это того, чтобы Аид отпускал жену в мир живых душ и солнечного света на две трети года. В русской мифологии схожая история разыгралась между Кощеем, Марьей Моревной и Иваном. У Лермонтова сам Господь остался за «кулисами», с Демоном общаются его слуги, но это, быть может, только подчеркивает драматизм и глубину противостояния двух противников, двух богов (!). Предмет раздора — душа смертной девушки, которая в их борьбе играет пассивную роль. Демон, проникнув в келью, не оставляет своей жертве никакого выбора. Вот почему его намерение квалифицировано как «умысел жестокий».

Критик. В этой сцене чудится ключ ко всей концепции «Демона», а между тем именно она рождает нескончаемый ряд вопросов. Очевидно, что Демон глубоко уязвлен «тягостным укором» хранителя Тамары, который судит его внешним судом «толпы», принимая во внимание только его дурную славу и не доверяя неожиданному повороту его воли. Однако как сказалась эта обида героя на его последующих заверениях и клятвах?

Автор. Да, Демон уязвлен той характеристикой, которой его наделяет Ангел, он не на шутку обижен и оттого, начиная разговор с Тамарой, как бы вторит своему хулителю, представляясь так:

Это чисто христианское представление Сатаны, Дьявола, но не лермонтовского Демона. Здесь он наговаривает на себя, и это психологически понятно. Позже, успокоившись, он расскажет правдиво о себе, вот к этим признаниям и следует относиться всерьез.

Критик. Отрекаясь перед Тамарой от зла, он лжет — сознательно, хоть и увлеченно? Или бессознательно — сам не понимая, что любовь его уже отравлена ненавистью?

Автор. Говоря, что Демон отрекается от зла, критик слишком вольно трактует текст. Приведем его клятву дословно:

Демон отказывается от вполне определенных пороков, он хочет «веровать добру», но при этом не забывает добавить:

Повторимся, лермонтовский Демон — это не библейский Дьявол, отец лжи и словоблудия. Он искренен перед Тамарой, и никакой ненависти в его любви нет.

Критик. В финале побежденный Демон открывает для себя, со слов ангела (видимо, другого ангела: «один из ангелов святых»), что, отняв жизнь у возлюбленной, он явился невольным орудием небесного плана, предназначавшего не созданную для мира душу Тамары к скорейшему переселению в рай Так, под сурдинку, возникает мотив обманутого небесами искусителя (кстати, знакомый средневековой вероучительной литературе). Но было ли «несвоевременное» явление Ангела в келье Тамары провокационной частью этого плана, заранее отнимающего у героя надежду, — или испытанием Демона, чей исход зависел от него самого?

Автор. Предположение о существовании небесного плана возникает в тот момент, когда «один из ангелов святых», исполнитель Божьей воли, сопровождающий душу Тамары в райскую страну, говорит Демону:

Достаточный ли это аргумент? Вообще говоря, нет. Более того, если рассматриваемую нами историю относить к тому времени, когда Демон еще представлялся одним из богов, то и самого Бога следует мыслить ветхозаветным Духом, носящимся над пустыней вод.

Представления о едином Боге вызревали в умах древних евреев в течение длительного времени. Библия дает нам возможность проследить, как постепенно и очень непросто утверждалась в Ханаане эта религиозная идея. В древнееврейском подлиннике Библии в первой главе Книги Бытия прямо сказано, что создавал мир не бог в единственном числе (еврейское «эл», «элох» или «элоах»), а боги («элохим»). Поэта интересует то раннее состояние «небесной канцелярии», когда еще не сложилась иерархия божественных сил. На небе пока еще идет «подковерная борьба», и в этих условиях думать о единых спланированных действиях ангельского войска навряд ли уместно. Демон не случайно говорит Тамаре, что Бог «занят небом, не землей». Этим-то он и хочет воспользоваться, надеясь, что система божественной защиты монахини не сработает. Тут налицо безумная авантюра, если хотите, детектив, но обе стороны, что называется, играют в открытую. Присутствие