Киваю, снова принимаясь за сладкое. Только для того, чтобы спрятаться от его пристального взгляда, хотя в горло и кусок не лезет. Я слишком сильно нервничаю рядом с ним.

— Но ты стала меня бояться. И мне это не нравится.

Молчу в ответ. Тогда он бросает ложку в коробку.

— Лия, посмотри на меня, — раздается напряженное над головой.

Я поднимаю глаза. Исай подается ко мне, сейчас между нами миллиметры пространства. Мне страшно сделать вдох, так близко он ко мне.

— Ты видела? Там во дворе, ты все увидела?

Кровь в венах леденеет при воспоминании о тех событиях. Я просто киваю. Он хмурится.

— Ты не должна была смотреть.

— Ты был так жесток с ним, — в горле пересыхает.

Исаю не нравятся мои слова.

— Он был также жесток с тобой, с нами. Каждый из присутствующих в магазине мог погибнуть. Он хотел нас убить.

Я понимаю, что он пытается сказать. Но для меня его слова абсолютно ничего не меняют.

— Было бы лучше, если бы этого не было...

Под взглядом его ледяных глаз мне не по себе.

— Я мог бы тебе соврать, но я не стану. Ты должна понимать, кто я такой. У меня не было выбора, Лия. Я должен был наказать его, чтобы ни одной падле не повадно было лезть к моей семье.

— Ты защищаешь своих, и это хорошо. Но разве должны страдать другие?

Исай наконец-то отстраняется. А я, воспользовавшись моментом, спешу отползти от него подальше. Несколько секунд он молчит. Просто смотрит в стену, задумчиво потирая кулак.

— Мне было десять, когда нас с братьями забрали у матери. Элис и Амира увезли в другой город, а мы с Миром попали в один детский дом. Тогда сложные времена были, в детских домах творился чистый ад. И нам с Миром не повезло особенно, — он поворачивается ко мне, улыбается. От его улыбки отдает болью.

— Чтобы ты понимала, мы попали в самый грязный и страшный ад из всех возможных. Меня особо не трогали, а вот до Мира докопались. Он всегда был вспыльчивым и резким. Первоклашка, сцепился с одним из муд*ков старшеклассников. Тот пытался унизить, стянул с него штаны перед всеми ребятами. За что Мир врезался в него головой, и вынес им окно в вестибюле. Бедолагу зашивали, а Мир несколько дней провел запертым в жуткой коморке, где хранились вонючие половые тряпки и швабры. Воспитательницы вносили свой вклад в наше воспитание, — от его усмешки, как и от рассказа, мороз по коже.

— А когда тот мудак вышел из больнички, то решил устроить Миру настоящий ад. На большой перемене, толпой вытянули его на улицу. Они избили его. Пока он лежал на земле, бросали в него циркулями, писали маркером у него на лице всякую х*йню. Мир сопротивлялся до последнего, но они отп*дили его до полусмерти. Когда брат вырубился от болевого шока, тот ублюдок поссал на него, и каждый из его класса подошел и харкнул в Мира, — его голос садится.

— Я помню все это, Лия. Помню каждую еб*ную деталь того дня. Я помню, как лопались перепонки и сохло горло от крика, помню как пытался вырваться из рук пяти уебк*в, которые держали меня и не подпускали к нему. Я помню, как Мира забрали воспиталки и вызвали скорую... Я не видел его гребаные две недели. Не знал что с ним, и жив ли он вообще. Это были самые страшные дни в моей жизни. И тогда, я, мелкий слабый пизд*к, лежал, уткнувшись лицом в подушку, и ревел, как девчонка. Именно в тот момент я понял, что хочу стать тем, кто соберет всю семью снова. Хочу, чтобы мои братья и сестра жили в достатке, и ни одна мразь не могла их обидеть. И по сей день, Лия, я так живу и буду жить. Да, я убил этого мудака, и убью всех, кто рыпнется на мою семью. Если это делает из меня у*бка, пусть так и будет.

Я молчу. Просто сижу и смотрю на него, душа в себе слезы. Мирон. Разве я могла подумать, что этот самоуверенный, немного чокнутый мужчина пережил такой ад? И я представляю, какого было Исаю... Мне больно за них.

Исай снова подается ко мне.

— Если бы кто-то обидел тебя, ты бы сказала?

Над ответом на этот вопрос мне даже думать не нужно.

— Нет. Я бы справилась сама.

Усмешка слетает с его губ. Он тянется к моему лицу, проводит пальцем по верней кромке губы, стирая мороженое. А я даже вдохнуть боюсь, не зная, чего ожидать от него в следующий момент.

— Вот этим ты и нравишься мне, крылышко, — шепотом, с улыбкой, продолжая жадно исследовать глазами мое лицо. — Ты такая же, как и я, как Мирон, Элис и Амир.

Его пальцы сжимают мой подбородок, слегка поглаживая его. А я не могу больше молчать. Все заходит слишком далеко.

— Исай, я благодарна тебе за все. Но я хочу, чтобы ты знал. Я не смогу стать для тебя больше, чем другом... Прости, но...

Он резко наклоняется. Обхватив мой затылок, толкает меня на матрац. Исай нависает надо мной. Смотрит на мое лицо с оттенком злости и... желания. И сейчас мне очень страшно.

— А ты не интересуешь меня как друг, крылышко...

Он наклоняется еще ближе, и сейчас его губы касаются моих. Я чувствую запах сигарет и мятной жвачки, исходящий от него. Ощущаю жар его рук на своей коже.

— Я не хочу этого, - слетает шепот с пересохших губ, замираю в страхе.

Его пальцы сжимают мои скулы.

— Я ведь возьму и не спрошу даже, ты понимаешь?

Пауза слишком затягивается. Ожидание становится невыносимым. Я хочу, чтобы он отпустил меня. И в итоге, Исай так и делает. Он отстраняется, с улыбкой глядя на мое испуганное выражение лица.

— Твое «нет» раззадоривает, крылышко.

В кармане снова вибрирует телефон. Он опускает на него злой взгляд. Уже тянется к нему, и я понимаю, что сейчас Исай прочитает сообщения от Демы.

В этот момент со стороны Мирыной комнаты раздается плач и грохот.

Я подскакиваю, и несусь в коридор.

Открываю дверь, и вижу что она в полусидячем положении на кровати. Миру рвет, ее руки дрожат, потому что в них больше не осталось сил.

Подбегаю к ней,