— Ты тоже считал, что мужа убили первым? — интересуюсь я.

— Определить порядок было невозможно, но логика подсказывает, что сначала убийца расправился с ним, потом с ней и только потом — с детьми.

— Рядом с ней убивали мужа, а Глория даже не проснулась? Много ж они приняли клоназепама, — говорю я.

— Полагаю, все произошло очень быстро. Так сказать, блиц-атака.

— А ее обувь? Если она шла из сада к дому с пораненной рукой и кровь капала на землю, то и на обуви должны были остаться следы. Кто-нибудь догадался проверить обувь?

— По-моему, у тебя пунктик насчет обуви, — отпускает свой комментарий Марино.

— На месте убийства она была в ночной сорочке и босая, так что об обуви никто и не вспомнил.

— Получается, что она поранилась днем и оставила кровь на веранде и в коридоре? — Мы уже проезжаем мимо оранжереи и цветочных клумб. — И что же, за весь день ее так никто и не смыл?

— Зимой верандой пользуются нечасто, и там темно-красная плитка. Пол в коридоре деревянный, тоже темный. Она могла не заметить или просто забыть. Я знаю точно, что ДНК — ее. Кровь — ее. Ты же не думаешь, что она оставила эти следы в доме и во дворе рано утром? У нас есть все основания считать, что с кровати Глория не поднималась.

— Согласна, предположить, что она была во дворе и на веранде, оставила там следы крови, а потом вернулась в спальню и легла в постель, чтобы получить множественные ранения, невозможно, — отвечаю я. Однако же сколько раз случалось так, что следствие не доводили до конца, посчитав, что убийца уже пойман.

Когда Лолу Даггет застали за стиркой окровавленной одежды в душевой, соответствующие выводы последовали незамедлительно, и никого уже не интересовало, верны они или нет. Кровь на веранде, порез на руке у Глории Джордан, неработающая сигнализация, неустановленные отпечатки пальцев — все это было уже не важно. Ложь самой Лолы, ее фантастические домыслы тоже сыграли свою роль. Дело объявили закрытым, убийцу предали суду и приговорили к смерти. Когда ответы есть, вопросы уже никого не интересуют.

Мы достаем из багажника «лендровера» чемоданчики с оборудованием для осмотра места преступления и защитные костюмы и идем по бетонной дорожке между цветущих кустов и клумб, пеструю яркость которых приглушает слепящее солнце. На контрольно-пропускном пункте, расположенном в здании с белыми колоннами, нас ждут надзиратель Мейкон и начальница тюрьмы.

— Боюсь, у нас неприятность, — приветствует нас Тара Гримм, чье поведение сегодня вполне соответствует фамилии.

Она серьезна, темные глаза смотрят на меня угрюмо, рот плотно сжат. Не в пример вчерашнему элегантному черному платью, сегодня на ней мешковатый светло-голубой костюм, пестрая блузка в цветочек с галстуком-бабочкой и туфли без каблуков и с открытыми мысами.

— Полагаю, вы с доктором Денгейтом, — говорит она мне, и я ощущаю недовольство и враждебность. — А я думала, уже вернулись в Бостон.

Она уже отправила меня на Север или считала, что я где-то далеко отсюда, по крайней мере по пути туда, и я вижу по глазам и выражению лица Тары, что она производит какие-то мысленные корректировки, словно мое присутствие неким образом изменило последовательность дальнейших действий.

— Мой главный следователь, — представляю я Марино.

— А вы зачем в Саванну пожаловали? — Тара Гримм даже не пытается быть любезной.

— Порыбачить.

— И кого ловите?

— В основном крокеров,[33]— отвечает Марино.

Если она и улавливает тут неуместный каламбур, то виду не подает.

— Что ж, мы очень признательны вам за то, что смогли уделить нам свое время и внимание, — обращается она к Колину, пока надзиратель Мейкон и двое других охранников в форме осматривают чемоданчики и снаряжение.

Когда они доходят до защитной одежды, Колин их останавливает.

— Это трогать нельзя, — говорит он, — если не хотите оставить на всех этих вещах вашу ДНК, а я полагаю, не хотите, поскольку мы не знаем, из-за чего умерла эта леди.

— Пусть проходят так. — В мелодичном голосе начальницы тюрьмы прорезаются жесткие командные нотки. — Ты со мной, — бросает она надзирателю Мейкону, — отведем их в отделение «Браво».

— Там должен быть Сэмми Чанг из БРД, — говорит Колин.

— Да, его вроде бы так и зовут. Осматривает камеру. Как вы хотите это сделать? — Она обращается к Колину совершенно другим тоном, как будто меня здесь и нет, как будто мы заглянули сюда случайно.

— Что именно? — Первая стальная дверь открывается и с лязгом захлопывается за нами. Затем следующая.

Надзиратель Мейкон, на десять шагов впереди нас, разговаривает по рации с главным дежурным.

— Мы можем организовать для вас транспорт.

— Думаю, для ясности и простоты мы сами позаботимся об этом, — отвечает Колин. — Один из наших фургонов уже в пути.

Коридор, по которому ведет нас Тара Гримм, создает иллюзию лабиринта — каждый угол, каждая запертая дверь и смежный коридор отражаются в больших выпуклых зеркалах, висящих высоко на стенах, вокруг сплошной серый бетон и зеленая сталь. Мы вновь выходим в знойную духоту дня, где женщины в сером молча, как тени, бродят по тюремному двору, вручную выпалывая сорняки вдоль дорожек; в траве, под мимозами, сидят и лежат, высунув от жары языки, три борзые.

Заключенные наблюдают за нами с бесстрастными лицами, и я не сомневаюсь, что новость о смерти Кэтлин Лоулер уже разлетелась по всей тюрьме. Одна из них, особа весьма известная и якобы переведенная в изолятор строгого режима из опасения, что кто-то всерьез ей угрожает, не протянула там, в условиях максимальной безопасности, и двух недель.

— Долго мы их на улице не держим. — Тара Гримм обращается наконец ко мне. Надзиратель Мейкон открывает ворота, ведущие в корпус «Браво», и до меня доходит, что начальница имеет в виду собак. — В такую погоду они большую часть дня остаются в помещении, разве что только в туалет захотят.

Представляю, что, должно быть, творится в тюрьме, когда такая вот борзая сигнализирует о своих потребностях.

— Они, конечно, к жаре привычные — поджарые, морды вытянутые. Подшерстка у них нет, а на ипподроме сами знаете какое пекло. Так что здесь им хорошо, но осторожность все же не помешает, — продолжает она, как будто я могу обвинить ее в жестоком обращении с животными.

Звенят ключи на длинной цепочке, пристегнутой к ремню надзирателя Мейкона; он открывает дверь, и мы ступаем в унылое серое царство. Я почти физически ощущаю усиливающуюся тревогу, когда мы проходим мимо второго уровня зеркально-стеклянной башни, где невидимые охранники наблюдают и контролируют внутренние двери. Вместо того чтобы свернуть налево, к комнатам для свиданий, где я была вчера, нас ведут направо, мимо пустой кухни, где все из нержавейки, потом мимо прачечной с рядами мощных стиральных машин промышленных моделей.