– А что там за стрельба в бане, про которую передают все время? – спросил Вайс.

Как только разговор затронул тему «Горячей избы», Палыч весь превратился в слух. Именно ради этой темы он вчера наехал на Верочку и, используя то «грош», то «нож», склонил ее прикрепить «клопа» в кабинете начальника. Правда, натуральный нож в разговоре не фигурировал, и «грош» оказался не таким уж грошовым, составив ни много ни мало, а пять тысяч долларов. Поэтому Верочка не очень-то и противилась.

– А хрен ее знает! – просто ответил Фёдоров. – Нас оно не касается, и хорошо. Говорят, москвичи с нашими сцепились. А из-за чего – никто не знает!

– Опа-на! – Палыч ударил кулаком об ладонь. – Вот оно как! Значит, они не при делах!

– Кто же тогда наших ребят покрошил? – удивленно спросил оператор.

– Наверное, блатные… На кого наши наехали на складе.

– Это что же выходит – мы за завод боремся, а наши «быки» с местными бандюками просто так бодаются?

– Так и выходит, – со вздохом сказал Палыч. – Потому что думают не головой, а жопой! Ну, да ничего, сейчас у нас новый фигурант появился, слыхал?

– Говоров? А кто это?

– Пока не знаю. Только раз ему десять тысяч американских рублей предлагают и должности, значит, акций у него много. Вот его-то мы и возьмем за вымя!

– Так его же вроде менты охраняют…

– Разберемся. «Крестного отца» видел? Там есть хорошая фраза: «Если история чему-нибудь и учит, то только тому, что убить можно кого угодно»! Наше дело старшему доложить, а он пусть решает…

* * *

На дежурстве Андрею удалось выспаться, поэтому, вернувшись домой, он позавтракал, принял душ и стал ждать. До обеда Ираклий не появился, но Говоров не очень беспокоился: мало ли какие дела могли задержать партнера. Но нехорошие предчувствия пробивались сквозь броню спокойствия и гнали на улицу. Вначале он боролся с низменными чувствами, успокаивая себя тем, что видел паспорт Ираклия, был у него дома, да и их видели вместе многие, в конце концов, Ираклий приходил к нему с дочерью! Но нехорошие мысли разгрызали железобетонную логику, как оголодавшие мыши разгрызают сухари. Наконец у него закончились силы им противиться – Андрей оделся и поехал в «Путник». Там царило дневное затишье выходного дня.

Ираклия не было ни в зале игральных автоматов, ни в баре. Он нашел механика Кузю. На его прыщавом лице застыла обычная кислая мина – не похоже, что он недавно получил полторы тысячи долларов.

– Где Ираклий? – поздоровавшись, спросил Говоров.

– Какой Ираклий? – вяло ответил тот и посмотрел в сторону взглядом снулой рыбы.

Вот оно! Под Андреем будто пол покачнулся.

– Как какой? Ираклий! Вот на этом аппарате играет, – Говоров показал на угловой автомат, на котором не было обычной, в отсутствие Ираклия, таблички «Ремонт».

– Все на нем играют! Хочешь, и ты поиграй! – пожал плечами Кузя и отошел.

Андрей догнал его, поймал за рукав куртки.

– Ираклий Гоберидзе!

– Что я у них, фамилии спрашиваю? – Кузя дернулся, но освободиться не смог: Говоров намертво сжал железные пальцы.

– Может, ты и меня не знаешь?

– И тебя не знаю! А ну, быстро убрал руку! А то позову ребят – костей не соберешь!

Механик впервые посмотрел на Говорова в упор. Сейчас его взгляд не напоминал снулую рыбу. В нем была насмешка, уверенное превосходство и злость.

Говоров отпустил куртку. Кузя неспешно вышел из зала. «Вот оно, значит, как…» Андрей быстро, почти бегом бросился в бар.

– Ираклия не видел? – спросил он бармена.

– Какого Ираклия? – Вытянутое лицо вытянулось еще больше, будто от удивления.

– Гоберидзе! Ираклий Гоберидзе! Он у тебя постоянно ошивается! И я с ним приходил…

– Я же в паспорт посетителям не смотрю, – сказал бармен. – И на лица тоже. Я на бутылки смотрю, на деньги, на сдачу.

– Как же так, тут и девчонки нас видели! – убеждал Говоров, понимая, что это полная глупость.

– Вот и спроси у девчонок, – доброжелательно посоветовал бармен. И почти дружески добавил: – Они вечером будут.

Он так натурально держался, что любой, не знающий, как было на самом деле, ему бы поверил. Только взгляд выдавал: он смотрел на Андрея свысока и с презрением, как на лоха.

«Я и есть лох! – подумал Говоров. – Первостатейный лох! Это же надо так залететь! Как теперь отдавать три тысячи?!»

Выбежав на улицу, он сел в такси и поехал к Ираклию домой. По дороге расспрашивал таксиста, но тот ничего про Ираклия не знал. Или врал, что не знает. Оказавшись у двери в знакомую квартиру, Говоров долго звонил и стучал, но никто не открывал. Тогда он позвонил соседям.

– Вы не знаете, где хозяин? – спросил он у полной растрепанной женщины, указывая на закрытую дверь.

– Так Иван Сергеевич третий год за границей, – удивленно ответила она. – В Африке.

– А кто здесь живет? – продолжал выпытывать Говоров. Его трясло, как в лихорадке.

– Никто не живет, – спокойно ответила женщина.

Неужели они все заодно? И бармен, и механик, и соседка?

– Как же не живет? Такой лысоватый, в круглых очках. С женой и ребенком, маленькая девочка, Наташенька…

– Ни жены, ни девочки тут нет. А лысого, в очках, видела как-то, – кивнула женщина. – Раз или два. Сказал, что Ивана Сергеевича друг, за квартирой присматривает.

– Спа… Спасибо, – выдавил из себя Говоров и на ватных ногах стал спускаться по лестнице.

* * *

Кабинет губернатора Тиходонского края Косачева был огромен – не меньше, чем у него же в бытность вторым секретарем обкома партии. Чтобы в годы социально-экономических и политических пертурбаций сохранить должностной уровень, все привилегии и огромный кабинет, потребовалась самая малость – переприсягнуть в августе девяносто первого ломающему партийную вертикаль власти президенту России. Первый секретарь обкома Яшков оказался менее гибким, а потому получил инфаркт и быстро скончался, не попользовавшись демократическими достижениями нового времени. А Косачев быстро оценил преимущества демократии: у него появился особняк в Сочи, три дополнительные квартиры, новенький «Мерседес», дача… Вал материальных ценностей сыпался, как в былые времена выговоры, им не было конца, а открывающиеся перспективы кружили голову и немного пугали. И вдруг свершились события, которые поставили все это под угрозу, как будто пьяный тракторист выехал на трассу, по которой со скоростью сто пятьдесят километров в час летел он на своем замечательном «Мерседесе» цвета мокрый асфальт. И вот шикарный лимузин превратился в груду обломков, а сам он, немощный и искалеченный, лежит в кювете. Ну, что делать с этим трактористом?

– Так это все из-за «Сельхозмаша»? – страшным голосом спросил губернатор. Лицо у него было багровым, губы дрожали, создавалось впечатление, что вот-вот и его разобьет инфаркт, как бедолагу Яшкова.