— Веди себя любезно, Алекс, — пробормотала она, — или скоро тебе не дадут играть.

Алекс испепелил ее взглядом, но ему все же удалось выдавить улыбку для любопытной толпы.

— Я думал, ты разошлешь пресс-релиз, Микаэла, — процедил он сквозь зубы, — а не пригласительные.

Женщина закатила глаза.

— Разве я виновата, что ты популярен, как Бог? — Она подмигнула мне. — Поскольку Алекс, кажется, не собирается удостоить меня чести знакомства с тобой, я Микаэла Сноу. Я отвечаю у Алекса за связи с общественностью. Хотя из того, что произошло, ты, наверное, понимаешь, что Алекс не очень-то умеет расположить к себе общественность. — Она вновь перенесла внимание на Алекса. — К твоему сведению, я разослала твои пресс-релизы. Но ты не можешь не признать, что свадьба самого знаменитого в Америке холостяка с антропологом должна вызвать определенный интерес. У таблоидов благодаря тебе знаменательный день — у Джона в машине лежит по экземпляру на случай, если ты захочешь посмеяться. — Она взглянула на меня. — По сведениям «Стар», ты марсианская королева, которая заарканила Алекса внеземной любовью. — Микаэла легонько подтолкнула Алекса. — Иди! — велела она. — Чем скорее ты ответишь на вопросы, тем быстрее все закончится.

Я смотрела, как Алекс направился к журналистам и камерам, слышала жужжание включенных диктофонов, которые с нетерпением ожидали Великой новости. Микаэла обняла меня за плечи.

— Скоро привыкнешь, — успокоила она.

Я сомневалась. Я не понимала, почему эти люди встали среди ночи, чтобы задать вопросы и сделать пометки о том, что их совершенно не касалось. Неожиданно мне захотелось вернуться в свой пыльный кабинет в университете, где я могла сидеть целыми днями, и ко мне даже студенты не заглядывали, и телефон не звонил. Где я была одной из многих. Я испугалась самой мысли о том, что, став женой Алекса, буду вынуждена ездить по проселочным дорогам, носить темные очки и позволять другим выполнять мои указания. Алекс мог до конца моей жизни быть моим, но моя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде, — это цена, которую я вынуждена буду заплатить.

Алекс работал на камеру. Он выглядел именно так, как тогда, когда мы были в постели; он смотрел теми же блестящими глазами и лениво улыбался черным линзам и затворам фотообъективов, которые уставились на него.

— Самое, черт возьми, горячее место, где мне довелось бывать, — сказал Алекс в ответ на вопрос о Танзании. Он обвел меня взглядом с ног до головы, и я зарделась. — Конечно, одни дни бывали жарче других.

— Познакомьте нас, Алекс! — выкрикнул кто-то.

А второй голос добавил:

— Вы официально женаты?

Алекс засмеялся и направился ко мне.

— Если вы об этом, то церемонию бракосочетания проводил не вождь зулусов. Вам придется поверить мне на слово, потому что свидетельство о браке уже отослано на хранение моему адвокату. — Он взял меня за руку. — Позвольте представить вам мою жену, Кассандру Барретт-Риверс.

Снова защелкали фотоаппараты, но сейчас я была к этому готова. Я улыбалась, не зная точно, как по этикету подобает вести себя в три часа утра на импровизированной пресс-конференции. Меня начали засыпать вопросами, одно слово цеплялось за другое:

— Как вы познакомились?

— Вы его поклонница?

— Он хороший любовник?

Алекс наклонился ко мне.

— Сейчас я тебя поцелую, — прошептал он. — Поверни голову направо.

Я недоуменно уставилась на него, не понимая, почему он дает мне указания о том, что до настоящего момента у нас получалось естественно.

— Зачем? — удивилась я.

Алекс улыбнулся, делая вид, что уткнулся носом мне в ухо.

— Потому что тогда я буду на переднем плане, — объяснил он. — Реклама для меня намного важнее, чем для тебя.

Он повернул меня к камерам таким образом, чтобы были видны наши профили и то, как его руки обнимают меня за плечи.

— Это ваша последняя возможность сделать фотографии, — сказал он репортерам. — Вы забыли, что у меня до сих пор медовый месяц?

Алекс склонился надо мной, и я увидела, как дрогнули его губы, почти беззвучно произнеся два слова, прежде чем прильнуть к моим губам: «Будь смелой».

Я закрыла глаза, обняла Алекса за шею, крепко прижала к себе и сделала вид, что не слышу аплодисментов. Когда он отстранился, я прищурилась, недоумевая, зачем он приподнял меня с земли и почему его нога скользнула у меня между ног.

— Отлично, — прошептал он, уводя меня от журналистов. — Даже Хепберн не сыграла бы лучше.

Я молча повернулась к нему. Неужели он думал, я играю?

Микаэла тараторила перечень того, чему Алекс обязан уделить внимание и что до утра ждать не могло. Я на деревянных ногах шла рядом с ними, неся перед собой, словно щит, свою большую полосатую сумку.

Журналисты взвалили на плечи свои вещи, взяли куртки и ушли, уводя за собой операторов и фотографов. Мне казалось, что сейчас, когда Алекс попросил всех уйти, аэропорт опустел. Мы шли по тихим коридорам за Микаэлой к машине, которая отвезет меня в дом, где я раньше никогда не была.

Только потому, что Микаэла была вдвое толще обычных людей, я не сразу заметила фигуру, стоящую прямо на нашем пути. Офелия не сдвинулась с места, не желая отдавать ни пяди и глядя не на меня, а на знаменитость, идущую рядом со мной.

Я не позвонила подруге и не рассказала, что выхожу замуж, потому что чувствовала себя виноватой в том, что не могу пригласить ее на свадьбу, и решила, что поставлю ее в известность о уже свершившемся факте. Когда я наспех писала телеграмму для курьера из «Вестерн Юнион», то представляла, как расширятся ее глаза, а губы изогнутся в идеальную улыбку. Мне хотелось рассказать Офелии, что на первый ужин с Алексом Риверсом я надела ее черное платье, и о том, как он снимал с меня лифчик, который она мне одолжила. Вместо этого я остановилась на сухой констатации: «ВЫШЛА ЗАМУЖ АЛЕКСА РИВЕРСА ТЧК ДОМОЙ 14 НОЯБРЯ ТЧК ПОРАДУЙСЯ МЕНЯ».

Я ожидала, что Офелия своим поведением оправдает все истории, которые я рассказывала о ней Алексу, и совершит что-нибудь вопиющее. Зная ее, я допускала, что она может обнять его и начать безудержно целовать, решив, что это ее единственный шанс. Может умолять Алекса устроить ей встречу с его агентом и унижаться до тех пор, пока он не даст ей небольшую роль в одном из своих фильмов. Я говорила Алексу, что, когда дело касается кино, у Офелии нет ни стыда ни совести.

Но Офелия стояла совершенно спокойно, даже со мной не поздоровалась. Она не отрываясь смотрела на Алекса, но не как на безупречного, обожаемого героя, как я ожидала, а словно оценивая его. Я зарделась от гордости: она первая, кто усомнился, достаточно ли Алекс Риверс хорош для меня, а не наоборот!

Я вырвалась из объятий Алекса, подбежала к Офелии и крепко ее обняла.

— Я так рада тебя видеть! — воскликнула я, держа ее за руки.