– Ферапонтова обитель зарится на мои земли.

– Не трожь чернецов! – с натугой вскричал Олег Иваныч и тут же слабо махнул рукой. – Впрочем, приедешь – тогда и поговорим. И впрямь, Феофан себе слишком большую власть взял. Не по Сеньке шапка! Ну, что стоишь? Ступай… Выедешь засветло, с купцами.

Иван поклонился и вышел. Спустился по узкой лестнице на княжий двор, остановился, прижимаясь щекой к резному, поддерживающему крышу крыльца, столбику. Снова в Москву? А надо ли?

Двое дюжих воинов вынырнули из темноты, уперли в бока Раничева кинжалы:

– Вас просят пройти в одно место, господин.

Вот как? Интересно – куда? И кто этот навязчивый проситель? Тиун Феоктист? Аксен?

– А если я…

– Нам приказано доставить вас во что бы то ни стало… Или – лишить живота.

Однако, посмотрим, кто еще кого лишит! Раничев пожал плечами и весело подмигнул парням:

– И что же тогда мы тут стоим?

Они обошли княжеский терем и поднялись в него с другой стороны, по еще более красивому крыльцу, чем то, с которого спустился Иван. Прошлись по галерее.

– Сюда, – один из сопровождающих предупредительно распахнул небольшую дверцу.

Иван замялся – вот так и пропадают люди!

– Заходите, заходите, Иван Петрович, – светски пригласили из темноты. – alea jacta est…

Что прежде был порок под именем обман,

Тому политики теперь титул уж дан,

И добродетелью то ныне свет сей числит,

Когда кто говорит не то, что в сердце мыслит.

В.Г.Рубан

Эпиграммы

…жребий брошен!

– Не знаю только – кем? – усмехнувшись, Раничев вошел в полутемное помещение – узенькую келью, пристроенную к людской. Убивать его вроде бы пока не собирались.

– Нечего сказать, хорошенький способ приглашать в гости, Дмитрий Федорович, – усаживаясь на длинную лавку, не преминул заметить Иван. – Оригинальный вы человек!

– Не в способе дело, – глухо ответил Хвостин. – С вами хочет иметь беседу одно высокопоставленное лицо.

– Что ж, – заинтригованный Раничев развел руками. – Положительно, у меня сегодня целый вечер бесед.

Думный дворянин зажег свечи. За тонкой перегородкой послышались шаги и приглушенный голос – будто кто-то торопливо докладывал. Иван насторожился – наверное, это и шествовало упомянутое высокопоставленное лицо. Интересно, кто? Тиун Феоктист? Аксен Собакин? Если так, то…

Раничев не успел развить мысль до конца, прерванный появлением высокого, довольно красивого человека лет тридцати пяти или чуть старше – из-за полутьмы было не определить. Черная борода, прямой, несколько длинноватый нос, лицо чуть припухлое, этакое барственно-расслабленно-важное, взгляд пронзительный, умный, правда, с некоторой едва заметной ленцою. Где-то Иван уже видел сегодня подобный взгляд, да и человек этот казался смутно знакомым… Боже! Ну, конечно же!

Встав с лавки, Раничев поклонился в пояс:

– Здрав будь, княжич Федор Олегович!

Кивнув, княжич уселся в резное креслице, услужливо выдвинутое из темного угла Хвостиным.

– Так вот ты какой, – пристально взглянув на Ивана, слабо улыбнулся Федор. – Много о тебе наслышан. Отец снова посылает тебя с поручением в Москву? – похоже было, что княжич уже перешел непосредственно к делу.

Раничев кивнул и посмотрел на думного дворянина – неужто тот не доложил об аудиенции? Ага, не доложил, как же… Федор Олегович усмехнулся:

– Да, мне все известно. Отце стар и полон предрассудков. В Москве сейчас сила – и военная и финансовая – выход в Орду ведь они собирают. Рязань же, как ты знаешь, ослаблена – ордынцы, хромой Тимур. Не с руки нам ссориться с московитами, не с руки. У Василия сейчас – сила, а другой, пожалуй, и нет на Руси.

– А Новгород? – не удержался Иван. – Богатый и сильный ганзейский город.

Княжич расхохотался:

– Что богатый – то так, но не сильный. Войска толкового нет, куда ополченцам сладить с дружиной или дворянами? Да и ганзейцы там творят, что хотят. Они ведь торговые правила диктуют, вовсе не новгородцы, те лишь на вече своем шуметь любят, да друг дружку швырять с моста в Волхов. Порядка нет, бояре совсем распоясались, смерды поизмельчались. Да и хлеб… – Федор Олегович почмокал губами. – Захочет Василий – не будет у новгородцев хлеба… Так что вовсе не силен Новгород. Что же касаемо Твери или Нижнего – там усобицы да интриги, ну а Литва – она и есть Литва, хоть русских земель там много, да все больше на Польшу смотрит, недавно вот подписали новую унию. Хоть и враги застарелые Витовт с Ягайло, а все ж хотят вместе политию вести.

– Ну вот и усилится Литва, – осторожно заметил Раничев, ему, как историку, весьма интересно было разговаривать с наследником рязанского князя.

– Усилится? – княжич насмешливо вскинул глаза. – После Ворсклы – не скоро, уж больно сильно потрепали там Витовта и Тохтамыша. И еще не забывай об орденских немцах – те спят и видят, как бы куски пожирнее отхапать от Литвы да Польши. А в унии их многие православные ничего хорошего для себя не видят, сколько уже на Москву отъехало? Все из-за католичества… А другие христиане – мурзы ордынские, после того как Узбек магометанскую веру ввел? Они-то куда подались? Тоже на Москву – там они всех знали. А батюшка вот как-то все упустил. Ну, да ладно, не за тем я тебя позвал, чтоб языками чесать, хотя от доброй беседы польза великая есть. – Федор Олегович пристально посмотрел прямо в глаза Ивану. – Ведаю, что силен ты вельми в делах тайных, за тем в Москву и отправлен. Мой тебе совет – ничего там не делай вредного для тестя моего, Василия-князя. А все, что соглядатаи скажут, сперва не батюшке сообщай – мне. А вообще, – княжич нехорошо усмехнулся. – Не ездил бы ты и совсем на Москву. Я ведь, грешным делом, сперва и хотел сделать так, что б ты туда не доехал, да вот, Димитрий, дворянин думный, отговорил. Сказал, что умен ты и нам вполне пригодиться можешь.

– Вот благодарствую, – сквозь зубы поблагодарил Раничев, мучительно соображая, как извлечь из всей этой неожиданно свалившейся на голову интриги хоть какую-то выгоду для себя и своих людей. В конце концов, зачем ему служить рязанскому князю, Тимуру, еще кому-нибудь? Надоело! Пора и о себе, и о Евдоксе подумать, и о людишках своих оброчных не забыть – эвон, как они к нему отнеслись, со всей благостию. А кто их защитит, сирых?

– Олег Иваныч. Князь мне боярство жаловал, – осторожно напомнил Иван.

– Так и я не против того, – кивнул княжич. – Все, что батюшкиной волею тебе отписано, подтвержу, и даже более.

Раничев встал и поклонился. На языке так и вертелось одно дело… которое не сладилось с Олегом Иванычем, но вот, наверное, могло сладиться с Федором.