– Уиллем, – кричит Макс.

– Уиллем, – вторит ей Марина.

Я машу им рукой, что не до них. Мне надо костюм подогнать, а до следующей встречи с Линусом на сцене амфитеатра, чтобы отрепетировать мою расстановку, всего два часа. Что до Макс с Мариной: если они собираются делать комплименты по поводу моей игры, настолько похожей по стилю на Йеруна, что даже Петра была поражена – я слышать их не желаю. Если же спрашивать, почему я стал играть так, а не как раньше – тем более не желаю.

– Я спешу, – говорю я. – Вечером увидимся.

Они обе обижаются, каждая по-своему. Но я все равно ухожу.

В квартире я застаю Вау, Хенка и Брудье – они очень заняты, сидят за кофейным столиком над желтыми тетрадными листами.

– И Фемке… – говорит Брудье. – О, вот наша звезда!

Хенк с Вау бросаются меня поздравлять. А я лишь качаю головой.

– Что это? – Я показываю на схемы на столе.

– Вечеринка в твою честь, – отвечает Вау.

– Вечеринка?

– Да, сегодняшняя, – напоминает Брудье.

Я вздыхаю. Совсем забыл.

– Я не хочу ничего праздновать.

– Что значит не хочешь? – недоумевает Брудье. – Ты же согласился!

– А теперь не согласен. Отменяется.

– Почему? Разве ты не играешь?

– Играю. – Я ухожу в свою комнату и кричу напоследок: – Но никаких вечеринок!

– Вилли! – орет Брудье мне вслед.

Я хлопаю дверью и ложусь на кровать. Закрываю глаза в надежде уснуть, но не получается. Тогда я встаю и принимаюсь листать футбольный журнал Брудье; он тоже не идет. Я швыряю его обратно на полку. Он плюхается рядом с большим конвертом. Это фотографии, которые я в прошлом месяце отрыл на чердаке.

Я открываю конверт и просматриваю их, задерживаясь на снимке с моего восемнадцатого дня рождения: я, Яэль и Брам. Я скучаю по ним до боли. И по ней. Я уже так устал тосковать по утраченному.

Я беру телефон, даже не посчитав разницу во времени.

Она сразу же отвечает. Как и в прошлый раз, слова не идут. Но на этот раз Яэль справляется лучше.

– Что случилось? Говори.

– Ты письмо получила?

– Я еще не проверяла почту. Что-то стряслось?

Кажется, она перепугана. Я должен бы был подумать. Все эти внезапные звонки. Надо убедить ее, что все нормально.

– Нет, все не так.

– Как не так?

– Не как в прошлый раз. Ну, то есть никто не заболел, хотя кое-кто все же сломал ногу. – Я рассказываю про Йеруна и что буду играть его роль.

– Ты разве не рад? – спрашивает она.

Я думал, что буду счастлив. И был счастлив сегодня утром, когда получил новости о письме от Лулу. Но все уже развеялось, и теперь мне кажется, что она меня ненавидит. Как далеко может улететь маятник за один день. Мне пора бы уже привыкнуть к этому.

– Получается, что нет.

Она вздыхает.

– А Даниэль говорил, что ты воодушевлен.

– Ты с Даниэлем разговаривала? Обо мне?

– Несколько раз. Совета у него спрашивала.

– Ты? Совета? У Даниэля? – Этот факт шокирует даже больше, чем то, что Яэль расспрашивала обо мне.

– Да, считает ли он, что мне следует позвать тебя к себе. – Она смолкает. – Жить.

– Ты хочешь, чтобы я снова в Индию приехал?

– Если ты сам хочешь. Ты и играть тут можешь. В прошлый раз вроде бы тебе понравилось. Можно квартиру найти побольше. Чтобы двоим места хватало. Но Даниэль рекомендовал не спешить. Ему показалось, что ты и там что-то нашел.

– Ничего я тут не нашел. А ты могла бы и со мной об этом поговорить, – в моих словах прорывается обида.

Яэль, наверное, ее тоже уловила. Но голос у нее остается мягким.

– Вот я сейчас говорю, Уиллем.

Я понимаю, что так и есть. Впервые за длительное время. К глазам подступают слезы. На короткий миг я радуюсь, что нас разделяют тысячи километров.

– Когда можно приехать? – спрашиваю я.

Пауза. А потом желанный ответ:

– Когда захочешь.

Пьеса. Надо отыграть в эти выходные. А потом вернется Йерун, и я смогу уйти.

– В понедельник?

– В понедельник? – Яэль лишь немного удивлена. – Спрошу, сможет ли Мукеш устроить.

Понедельник. Через три дня. Но тут-то ради чего оставаться? Ремонт закончен. Скоро вернется Даниэль с Фабиолой и ребенком, мне даже места тут не будет.

– Не слишком ли это быстро? – уточняю я.

– Не слишком, – отвечает она. – Я рада, что не слишком поздно.

У меня сжимается горло, я снова не могу говорить. Но этого и не требуется, потому что теперь говорит Яэль. Ее как прорвало, она просит прощения за то, что держала дистанцию, говорит мне то же самое, что я столько раз слышал от Брама, что причина не во мне, а в ней, в Сабе, в ее детстве. Я все это уже знал, но до настоящего момента не понимал по-настоящему.

– Ма, все нормально. – Я пытаюсь ее остановить.

– Нет, – возражает она.

Все действительно нормально. Я понимаю, что люди по-разному пытаются от чего-то сбежать, но иногда, удрав из одной тюрьмы, ты понимаешь, что угодил в новую, построенную самим собой.

Это так забавно, кажется, мы с матерью все же нашли общий язык. Оказывается слова для этого были не нужны.

Когда я кладу трубку, возникает ощущение, что кто-то открыл окно и впустил свежий воздух. С путешествиями то же самое. То тебе все кажется безнадежным, чувствуешь себя потерянным, но потом садишься в поезд, или кто-то звонит, и открывается целая карта с новыми вариантами. Петра и пьеса значили для меня очень много, но, возможно, это просто последняя точка, куда пригнал меня ветер. Теперь он направляет меня в Индию. К матери. Туда, где мне место.

Я все еще держу конверт с фотографиями в руках. Я опять забыл спросить о них у Яэль. Я смотрю на снимок Сабы с таинственной девушкой, и теперь вдруг понимаю, почему она показалась мне знакомой с первого взгляда. Темный боб, игривая улыбка – она довольно сильно похожа на Луизу Брукс, эта… я хватаю вырезку… эта Ольга Сабо. Кто она? Девушка Сабы? Он ее потерял?

Я и не знаю, что с этими фотками теперь делать. Безопаснее всего убрать обратно на чердак, но это все равно что заточить их в тюрьму. Можно снять копии, а оригиналы взять с собой, но они все равно могут потеряться.

Я рассматриваю фотографию Сабы. Потом Яэль. Думаю о том, какая невероятная жизнь у них была из-за того, что Саба слишком сильно ее любил и хотел уберечь от боли. Не знаю, возможно ли одновременно кого-то и любить, и избавить от страданий. Любовь сама по себе опасная штука. Но в то же время именно она и обеспечивает безопасность.