– Подождите, я сейчас выйду.

Через пять минут он появился, выглядел свежим, хотя с покрасневшими то ли от сна, то ли от напряжения предыдущих дней глазами. Начал подписывать письма – Бушу, Андреотти, Бейкеру, внимательно, видимо, уже в силу привычки, перечитывая каждое из них…

«ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ

ДЖОРДЖУ БУШУ, ПРЕЗИДЕНТУ

СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ,

И ГОСПОЖЕ БУШ

Дорогой Джордж!

Сегодня, когда я заканчиваю выполнение обязанностей Президента СССР, хочу поделиться некоторыми мыслями и чувствами.

Скажу откровенно: это сложные переживания. В них немало тревоги и беспокойства за судьбу страны, единство которой я стремился сохранить, а вместе с тем и будущее новых международных отношений, строительству которых мы вместе отдавали столько сил. Многое теперь будет зависеть от жизнеспособности Содружества.

Я очень хочу верить, что демократические завоевания последних лет будут спасены, что народы моей страны пойдут вместе на основе Содружества.

Мы с тобой не раз в трудных обстоятельствах действовали решительно и ответственно, чтобы удержать развитие событий в правильном русле. В будущем тоже возможны крутые повороты, и я рассчитываю, что взвешенность, разумный выбор не изменят тебе ни при каких обстоятельствах…

Уверен, что у партнерства США с Россией, с другими новыми государствами есть будущее. Мы с тобой заложили хорошие основы для развития отношений на основах доверия и солидарности, понимания высокой ответственности перед всем миром.

Наша личная дружба, сложившаяся в ходе совместной большой работы, надеюсь, сохранится.

Мы с Раисой храним самые теплые воспоминания о встречах с Барбарой, испытываем к ней чувства сердечной симпатии и уважения. Просим передать ей наши наилучшие пожелания. Были бы рады новым встречам с вами обоими.

Всего доброго. Михаил Горбачев»

А. Грачев (воспоминания):

– Я показал ему вышедший в этот день номер «Московского комсомольца» с пушкинской строкой в заголовке: «Нет, весь я не умру!» Горбачев, усмехнувшись, с чувством продолжил: «Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит…»

Забрав подписанные письма, Черняев ушел. Мы остались вдвоем, и Горбачев, достав последний вариант заявления и вооружившись ручкой, начал читать его вслух, переспрашивая там, где сомневался.

Он сделал еще несколько исправлений, самым существенным из которых стала фраза, добавленная в параграф о демократических завоеваниях последних лет. Горбачев дописал: «От них нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах и ни под каким предлогом».

Во время этой работы над текстом зазвонил телефон с дачи и взволнованная Раиса Максимовна сообщила, что к ней явились люди из новой охраны и велели «освободить от личных вещей представительское помещение» (так на языке спецслужб называлась государственная резиденция президента). Отложив текст, Горбачев позвонил начальнику охраны Редкобородому, отвечавшему до недавних дней за его собственную безопасность:

– Прекратите хамить, – возбужденно сказал он в трубку, – ведь это же квартира, там люди живут. Что, мне в прессу сообщить об этом?

Редкобородый, оправдываясь, сослался на указание сверху и на излишнюю ретивость снизу, но пообещал отозвать своих людей с дачи.

Не сразу успокоившись, Горбачев энергично выразился по поводу наглецов:

– Ты знаешь, Андрей, то, что они так по-хамски себя ведут, убеждает меня, что я прав!..

После обеда Горбачев ненадолго спустился в сад – дать интервью американской телекомпании Эй-Би-Си.

Михаил Горбачев и Тэд Коппол гуляют по Кремлю.

Тэд Коппол: – Вы долго работали над выступлением, которое сегодня Вам предстоит?

М. Горбачев: – Насколько позволяло время. Но оно будет кратким.

Тэд Коппол: – Вы проходите по Кремлю в последний день Вашей работы. Какие мысли приходят Вам в голову?

М. Горбачев: – Кремль стоял и будет стоять.

Тэд Коппол: – Вы принимали здесь президента Рейгана, президента Буша, какие наиболее яркие моменты Вы могли бы вспомнить, что приходит Вам на память сейчас?

М. Горбачев: – Я бы вспомнил те крупные договоры, которые нам удалось подписать. Встречи были и в Вашингтоне, и в Москве. Если вспоминать наши прогулки по Кремлю, по Красной площади, беседы с людьми – это были прекрасные дни, солнечные, сердечные, теплые.

Тэд Коппол: – Позвольте последний вопрос. Сегодня, когда Вы в последний день уезжали на работу, что Вы сказали своей жене?

М. Горбачев: – До свидания…

Около 16 часов по Си-Эн-Эн выступил Б. Ельцин и, стараясь перехватить инициативу у Горбачева, «смазать» эффект от его предстоящего выступления, торжественно объявил, что сегодня СССР прекращает свое существование. В 19 часов 20 минут он придет к Горбачеву за ядерной кнопкой…

В семнадцать часов Горбачеву предстоял телефонный разговор с Бушем. Бригаде Коппола и Егора Яковлева было разрешено присутствовать и снимать этот «исторический разговор».

Трудно сказать, насколько «историческим» этот разговор был для Горбачева, но для Буша он таким явно не был. Президента США нашли не сразу – на Рождество он уехал в Кемп-Дэвид. Наконец линию соединили. Горбачев пожелал Джорджу и Барбаре хорошего Рождества, сказал, что примерно через два часа сделает заявление об уходе. Затем перешел к проблемам, которые его беспокоили. Особенно настойчиво он просил Буша, наряду с признанием отдельных государств СНГ, поддержать это межгосударственное образование в целом: «Не дезинтеграцию, не разрушительные процессы надо стимулировать, а сотрудничество…». Буш обещал укреплять сотрудничество, впрочем, не беря на себя никаких конкретных обязательств.

Вторая просьба Горбачева – это поддержать Россию, на которой лежит главное бремя реформ. Буш это тоже обещал.

Предваряя вопрос Буша, Горбачев сказал, что собирается, перед тем как уйти в отставку, подписать указ о передаче права на использование ядерного оружия президенту РСФСР:

– Перерыва не будет, так что Вы можете спокойно праздновать Рождество…

Он сообщил Бушу, что, уйдя в отставку, не собирается «прятаться в тайге» и намерен активно действовать как в политической, так и в общественной жизни, помогая перестройке внутри страны и утверждению нового политического мышления в мировой политике.

Прощаясь, Горбачев сказал:

– Наши роли могут меняться, но то, что возникло между нами, останется навсегда. Гуд бай!

Буш в ответ говорил дольше, чем Горбачев. Американцы из Эй-Би-Си, окружившие стол Горбачева, пытались уловить доносившуюся из трубки английскую речь, подсовывая свои удлиненные микрофоны к самому лицу Президента СССР. Раньше Горбачев обязательно одернул бы нахалов, но в этот раз он смолчал. Он находился в смятении.