Ничего не могу с собой поделать, любуюсь Алисой, глажу взглядом. У нее все тот же четкий овал лица, несмотря на беременность, те же пухлые манящие губы и глубокие голубые глаза. Которые смотрят на меня с непониманием, а потом сужаются.

Она цедит сквозь зубы:

— Ты, наверное, ошибся квартирой. Пока.

И пытается закрыть дверь.

Я просовываю ботинок внутрь, и у нее ожидаемо ничего не выходит.

— Нам нужно поговорить, — заявляю серьезно.

Взгляд сам собой задерживается на ее животе.

Алиса открывает и закрывает рот, ее щеки мгновенно наливаются краской, и она дерзко выпаливает:

— Тебе нужно, а мне нет. Ты уже выяснил что хотел. И нечего так пялиться на мой живот! Ребенок не твой.

— Ты не умеешь врать. Как и твоя тетя, — грустно усмехаюсь я и добавляю голосу громкости: — Не уйду, пока мы не поговорим.

— Что-то ты не торопился с беседами прошлые четыре месяца. Чего сейчас явился?

Я четко слышу в ее голосе обвинительные нотки и сарказм. И даже радуюсь — кто бы мог подумать. Радуюсь ее злости. Это хорошо, что злится. Главное, ей не все равно. Больше всего я боялся наткнуться на безразличный взгляд.

— Я не мог прийти, иначе давно был бы здесь. В тот самый день, когда мы общались в последний раз. У магазина, — говорю я и затыкаюсь.

Решаю пока ничего не сообщать об аварии. Представляю, как в ее глазах мелькает жалость, как она охает. Нет, не эти чувства хочу вызвать в ней своим визитом. Ее жалость мне не нужна.

Алиса поднимает бровь, прикусывает губу и пыхтит. Похоже, не верит, что сразу хотел вернуться.

— Подъезд не лучшее место для разговора, тебя может продуть, — упираю на здравый смысл.

И она сдается, пропускает меня.

Я захожу, и глаза округляются уже у меня.

Что здесь творится?!

Внутри душно и очень влажно, коридор выглядит как после нашествия татаро-монгольского ига. Паркет вздут, мебель разбухла, и такая картина тянется из коридора в кухню.

Похоже, ситуация там еще плачевнее.

А главное — пол под ногами еще немного хлюпает.

Значит…

— Что случилось? — поворачиваюсь к Алисе.

— Тебе зрение отказало? И вообще, какая тебе разница? — начинает она язвительно, а потом окидывает взглядом свой бедлам, ощутимо грустнеет, шмыгает носом и уже тише добавляет: — Шланг с горячей водой прорвало.

— Понял, — киваю.

Отодвигаю ее в сторону и уже внимательнее осматриваю помещения, делаю мысленные пометки.

Полы под замену, шкаф в коридоре тоже, как и обои.

Иду на кухню. По шагам позади понимаю, что Алиса следует за мной. Захожу и присвистываю: тут проще сказать, что уцелело. Стекла в окнах до сих пор запотевшие. Выходит, потоп совсем свежий. Вот это я вовремя подоспел, ничего не скажешь.

Понятно одно: квартире требуется ремонт. И чем скорее, тем лучше. Сегодня же займусь этим вопросом, созвонюсь с нужными людьми. Вот только поговорю с Алисой.

В этот момент холодильник издает какие-то странные звуки, потом печально добавляет «тыр-тыр» и затихает.

Сдается мне, окончательно.

— По ходу сдох, — вслух подмечаю я и вижу, как наливаются влагой глаза Алисы.

Она теряется, ее боевой настрой сникает при виде «искалеченной» кухни. Сломавшийся холодильник становится последней каплей, хотя мне вообще решительно непонятно, как он не сломался сразу.

— Как сдох?.. — чуть ли не плача тянет Алиса, топает мимо меня и дергает на себя дверцу. Вынужденно признает: — И правда сдох. А мы только продуктов накупили… Куда же их теперь?

— Не переживай, сегодня привезут новый.

— Мне от тебя ничего не нужно! — восклицает Алиса.

— Тебе, может, и не нужно, а моему сыну нужно.

— Это не…

— Может, хватит? Мы оба знаем, что он мой. И мне не нужен никакой ДНК-тест.

Алиса скрещивает руки на груди и упрямо поджимает губы.

Она борется с собой. Похоже, решает: продолжать врать или уже бесполезно. В конечном счете, мы оба понимаем, что выяснить правду не составит никакого труда.

В итоге заявляет с изрядной долей издевки:

— Забыл, что я тебе не подхожу? Зачем тебе ребенок от такой, как я?

Морщусь. До сих пор помнит те мои слова. Хотя чего я ждал? Ведь тогда, наоборот, старался уколоть побольнее.

— Затем, что я тебя люблю.

Вот так просто. А чего ходить кругами? Произношу это и становится намного легче. Слишком долго хранил чувства внутри.

Алиса закашливается и растерянно приоткрывает рот. Смотрит на меня как на идиота или сумасшедшего. Или сумасшедшего идиота.

— И от сына я отказываться не собираюсь, — сообщаю.

В одну секунду ее растерянность сменяется злостью. Алиса подбирается, смотрит на меня исподлобья и тяжело дышит. Прищуривается и подлетает вплотную.

— Так вот оно что! Решил отобрать его, да? Поэтому явился? Люблю… ага, как же. Думаешь, я на это поведусь? Снова решил со мной поиграть? Добреньким прикинуться?

Так вот как она себе все объяснила… Решила, что для меня наши отношения были игрой.

Алиса тем временем продолжает:

— Не наигрался еще, а? Достаточно, одного раза мне хватило! А ты… ты, — тыкает она в меня пальцем, — только себя и любишь. И сына я тебе ни за что не отдам, понял? Ни за что, так и знай! Скотина!

Я вижу, как ее начинает потряхивать.

Беру ее за плечи в попытке успокоить, однако она пытается вырваться.

— Не трогай меня!

Тогда хватаю ее лицо в ладони и заставляю посмотреть себе в глаза.

Твердо, уверенно и медленно, чуть ли не по слогам, произношу:

— Клянусь, что не буду отбирать у тебя сына. Слышишь? И никогда не собирался. Более того, мне это даже в голову не приходило. Зачем бы мне такое делать? Ты будешь прекрасной матерью. Он твой. — Поправляюсь: — Наш.

Мне приходится еще несколько раз повторить, что я не собираюсь отнимать у нее нашего ребенка, и в конце концов ее глаза снова приобретают осмысленное выражение, а дыхание выравнивается.

— Тогда зачем ты здесь? — непонимающе тянет она.

Какой хороший вопрос. Чтобы рассказать правду. Извиниться. Все исправить. Сделать все, чтобы она меня простила. Жениться на ней. Родить еще кучу детей. Состариться вместе.

— Алис, я должен тебе кое-что рассказать. Это очень важно.

В этот гребаный момент из коридора доносится трель дверного звонка.

— Наверное, аварийка.