— Она ваша, док! — роняет детина, зло пинает попавшийся ему под ноги наплечник, отходит от стола и окровавленной рукой обнимает за плечи кусающую губы девушку. Щупальца экпресс-диагноста обвивают запястья, приникают к шее, медтехник монотонно бубнит:

— Дыхание — ноль. Давление — ноль. Сердечная деятельность — ноль.

Но это совершенно излишне, ведь казенная прямизна параллельных линий на дисплее говорит сама за себя. Тищенко что-то командует своим подчиненным, они оставляют тщетные попытки нащупать вены на руках и шее и теперь, судя по всему, пытаются войти в паховую артерию, прилаживают капельницу с полудюжиной флаконов и хитрой системой трубок подключения. На лицо с посиневшими губами и желтыми пятнами у висков опускается кислородная маска, а на руках врача появляются перчатки электрошокера.

Удар. Резкий запах озона. Тело на столе изгибается дугой и падает обратно, но картина на дисплее остается неизменной, и Тищенко самому себе резко командует по-русски:

— А ну еще!

Удар. Голова запрокидывается, обнаженные груди дразнят потолок заострившимися от холода сосками, но в этом нет ничего эротического, потому что проклятые линии по-прежнему безнадежно прямы, как лучи лазера…

— Врешь, безносая, не отдам, — сипит Тищенко, — еще!

Удар. Слабый всплеск на мониторе, несмелый, робкий… Следующий уже увереннее, потом еще один…

— Ну давай же, девочка… давай, капитан… держись, голубушка… ты сильная, ты справишься… бормотание врача как будто плетет защитную сетку, которой его мелькающие руки опутывают лежащее на столе тело. Уколоть, подключить, нажать… Лица техников застыли, как маски, слаженным быстрым движениям позавидовал бы самый навороченный автомат. — Давление… дерьмо, а не давление… ладно, пока и так сойдет, плохой ритм, рваный… ничего… сейчас доберемся… ты только держись… стабилизация минимальная… хрен с ним, нам хватит… погнали, погнали! — И, уже в створе шлюза, в коммуникатор, во весь голос: — Губанов, капсулу в режим критической кровопотери, готовь весь заменитель крови, какой есть и кардиоводитель, мы на подходе!

Экипаж «Дестини» глядит вслед умчавшимся медикам, стоя по стойке «смирно» и отдавая честь, и у Корсакова мелькает мысль, что, не смотря ни на что, увидеть своего капитана живой они уже не рассчитывают.

Контр-адмирал, провожающий взглядом испарившихся в направлении лазарета врачей — Тищенко, не доверяя никому и ничему, вскочил на один из нижних выступов стола и так и поехал, на ходу продолжая свои малопонятные непосвященному манипуляции, — обернулся к команде «Дестини». Осиротевшей команде — чтобы это понять, не надо было быть психологом. Хороший у них командир, правильный. Малышка — метр пятьдесят? точно не больше — решительно шагнула вперед.

— Господин Корсаков! В отсутствие капитана Гамильтон обязанности командира корабля выполняет второй пилот, навигатор Элис Вирджиния Донахью, Линия Донахью, премьер-лейтенант ВКС Бельтайна. Позвольте представить нам экипаж.

Корсаков кивнул.

— Премьер-лейтенант Рори Найджел О'Нил, Линия О'Нил, бортинженер, двигателист.

Конопатый громила лихо козырнул.

— Премьер-лейтенант Джон Марк Рафферти, Линия Рафферти, канонир левого борта, медик.

Это один из близнецов, тот, что чуть заметно пошире в плечах.

Премьер-лейтенант Мэтью Лукас Рафферри, Линия Рафферти, канонир правого борта, связист.

Отличить от брата можно только по перебитому носу, в остальном — как горошины из одного стручка.

— Господин Корсаков, разрешите поинтересоваться вашими намерениями в отношении экипажа? — девчушка нервничает, но фасон держит изо всех сил. Последних, надо полагать.

— Мисс Донахью, господа, я прошу вас быть почетными гостями на «Александре». Боцман!

— Здесь боцман! — И когда только успел? Впрочем, иного Корсаков и не ожидал.

— Проводите экипаж корвета «Дестини» в гостевые апартаменты. — И по-русски: — Степан Степаныч, ты уж расстарайся, чтобы все было по высшему разряду. Люди только что из боя, да еще и командир в лазарете… сам понимаешь… переодеться там, поесть, медиков пригони прямо туда — вон как их шатает…

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, сделаем в лучшем виде, — боцман перешел на уник, несколько корявый, ну да знание языков при его службе не главное.

— Прошу за мной, господа. Не угодно ли воспользоваться транспортом — корабль у нас большой, путь неблизкий…

Экипаж «Дестини», явно еще не пришедший в себя, расселся в неизвестно откуда взявшейся машине. Боцман лично занял место водителя честь, которую, на памяти Корсакова, не оказывал никому и никогда. Впрочем, слухи по кораблю разносятся быстрее поросячьего визга, да и интонация адмирала была вполне однозначной.

Ну что ж. Капитан «Дестини» в лазарете, и если ее вообще можно вытащить с того света Тищенко вытащит. Экипаж тоже пристроен, уж боцман позаботится, чтоб как сыр в масле. Пора подумать и о делах.

Два часа спустя Корсаков уже представлял себе картину целиком. Уцелевшие корветы сгруппировались возле «Сент-Патрика» и через одного из капитанов сообщили о готовности подчиняться указаниям неожиданных союзников. Дети с транспортника были переведены на два крейсера и размещены со всеми возможными удобствами — экипажи и десантники охотно потеснились. На сдавшиеся фрегаты были высажены призовые партии, экипажи перегнали на «Сент-Патрик» и накрепко заперли в трюме. Призовые команды также перешли на транспорт в ожидании того момента, когда можно будет разобраться с экипажем третьего подбитого фрегата, и теперь транспорт медленно шел к Бельтайну под прикрытием штурмовиков и уцелевших корветов. Фрегаты оставили в состоянии свободного полета до той поры, когда будет время ими заняться. Корсаков предложил после призового аукциона полученную сумму разделить поровну между русскими и бельтайнцами, чего последние, судя по радостному изумлению, не ожидали. Эскадра, оставив позади транспорт, полным курсом шла к Бельтайну. Контр-адмиралу переслали запись с «Бориса» и Корсаков, не без оснований полагавший себя стреляным воробьем, почувствовал, как перехватило горло. Они проходили через шлюз в мелком строю — мальчики и девочки с абсолютно бесстрастными лицами. Некоторые старшие несли малышей. На левой руке — правая отдавала честь. И детишки тоже отдавали честь, рискуя свалиться, цепляясь левыми ручонками за рукава комбинезонов старших. Солдаты. Все.

Да что же это за мир такой — Бельтайн? Он, конечно, помнил кое-что из начитанных в Академии курсов, но помнить — это одно, а увидеть пятилетних (не более!) детей в форме… Нет, без старпома тут не разобраться. А вот и он, легок на помине. По-первости Корсаков удивлялся вездесущести Савельева и его способности при любых обстоятельствах оказываться в нужное время в нужном месте, потом привык. Люди князя Цинцадзе, вот уже на протяжении добрых тридцати лет возглавлявшего службу безопасности империи, обладали данным свойством в полной мере, и Корсаков научился это ценить, перешагнув через свойственную многим военным кастовую неприязнь к голубым мундирам.