Повсюду были ремесленники а, также лавочки, торговавшие всем, о чем только можно было мечтать. Мне на глаза попался господин, поцеловавший пожилую женщину в кончик уха и получивший за это увесистую монету.

Вскоре я отыскала магазинчик принадлежностей для рисования, набрала большую стопку пергамента и прихватила коробочку угольков, завернутых в золотую фольгу. Сунула руку в карман, выловила два серебристых диска и едва их не выронила. Это были уже не плоские кругляши, а монеты с изысканной гравировкой – на них изображались сова с короной на одной стороне и мужской профиль – на другой.

Продавец забрал деньги и перевязал мои покупки бечевкой. Зажав их под мышкой, я развернулась к выходу, но застыла как вкопанная.

За столом сидел Кор. Он держал перед собой карты веером, а еще стеклянный бокал с каким-то зеленоватым напитком.

Девушка с красивой янтарной кожей подошла к его столу и кокетливо пробежала ногтем по его воротнику. Должно быть, я недовольно хмыкнула, потому что Кор тут же поднял взгляд на меня. Мы встретились глазами – всего на мгновение, но я успела понять, что он меня заметил, – а потом Кор перевел взгляд. Он отпил из бокала и выложил одну из карт на стол, больше не глядя на меня. Точнее сказать, он теперь вообще остерегался взглянуть в ту часть зала, где я стояла.

Гнев, накрывший меня тогда в фойе, после того как апельсины упали, вернулся с сокрушительной силой. Я стиснула зубы и зашагала к его столу. Все пялились на меня с таким видом, точно я была телегой, летящей прямиком на скалу. Все, кроме одного человека. Кор потупился и метнул еще одну карту на стол из темного дерева.

«Да как ты только смеешь!» – хотелось мне закричать, чтобы призвать его к ответу.

Но я только вырвала у него из рук бокал и выплеснула содержимое Кору в лицо. И бросилась прочь. Кор ругнулся и отодвинул стул. Тот царапнул ножками о пол. Я успела отойти шагов на десять, когда он схватил меня за руку и развернул к себе. Потом пошатнулся, но быстро восстановил равновесие.

Я поморщилась, уловив едкий запах спиртного.

– Да ты пьян.

– Возможно.

Я оттолкнула его.

– И когда ты узнал, что я сюминар? – Услышав последнее слово, пара мужчин обернулись.

Кор склонился к моему уху. Меня он не касался, но сердце предательски заколотилось – и я возненавидела себя за это.

– Подозрения появились еще в Дюрке. Я, видишь ли, не каждый день даю контракты сюминарам. А зачем я, по-твоему, вообще разрешил тебе пойти со мной?

– Поверить не могу.

– Ты и впрямь считала меня бескорыстным дурачком? Я уже многие годы ищу способ развеять чары аластеровых чернил. И тут мне подвернулась ты. – Кор смерил меня взглядом, и я содрогнулась. – Я подумал, что, если сохраню твою тайну, ты поможешь мне разобраться, как действуют эти самые чернила.

Я кивнула, потрясенная его уловкой.

Каждая наша беседа, все то, что он мне показывал и рассказывал, все те разы, когда он отыскивал меня или что-нибудь сообщал по секрету, пронеслись в памяти. Его губы у моего уха у лунного окна, в коридорах и комнатах для гостей, в картографной, где я доверилась ему, как еще никому прежде – и поделилась секретами, о которых не рассказывала даже родной сестре. Вспомнилась мне и прогулка по «голубому городу», когда Кор с таким сочувственным интересом выслушивал мои воспоминания. Я думала, он так участлив ко мне, потому что я что-то значу. И не ошиблась.

Ведь я оказалась сюминаром. И стала его экспериментом.

От одной этой мысли становилось тошно.

– То есть ты понял, что я сюминар, еще в Дюрке. Как же ты догадался?

Кор вздохнул.

– Жани…

– Отвечай, – потребовала я. Мой голос дрожал от злости.

– Ну не посреди рынка же, – возразил Кор и повел меня подальше от стола, за которым играл в карты, в альков поодаль от людей: здесь никто не мог услышать наш шепот. – Подозрения появились у меня еще на кухне дома, где ты жила, когда ты почувствовала мой ключ. Лишь сюминары ощущают магию.

– Лишь сюминары?

Кор закатил глаза.

– А потом я увидел вот это.

У меня перехватило дыхание, когда Кор приподнял мою голову за подбородок и пробежался пальцем по вороту моего платья, а потом взял мамино ожерелье, совсем как в той комнате без дверей. Только на этот раз он высвободил украшение из-под ткани, не сводя с меня глаз.

– Артефакт, – пояснил он тихо.

– Что?!

– Он источает совсем слабую магию. Но в Дюрке, когда я случайно его коснулся, я сразу понял его природу. Другой сюминар ничего бы не заметил, но поиск артефактов – моя работа. Всего за минуту я понял, кто ты такая и почему твою магию никто прежде не обнаружил. Все сомнения рассеялись, когда разбился апельсин.

Я прекрасно помнила этот момент. Уклончивые ответы Кора. А теперь еще и это.

Я пробежала пальцами по украшению и вздрогнула. Пальцы начало едва заметно покалывать. Не прикоснись я к стольким артефактам в кабинете у Аластера, я бы и внимания не обратила на этот слабый трепет магии, как не обращала его и прежде.

Мне вспомнилось мое отражение в мамином зеркале, когда много лет назад она откинула мои волосы в сторону и надела мне на шею ожерелье. Оно тогда согрело мне кожу и показалось таким особенным. «Подарок для моего первенца», – называла его маман.

В тот вечер я все трогала и трогала украшение. Зося, само собой, стала дуться, когда оно мне досталось, и, чтобы ее утешить, маман разрешила ей поносить одно из своих колец. И пускай я не могла петь так же восхитительно, как сестренка, в тот день я чувствовала себя особенной.

Я и была особенной, и маман знала об этом.

Мои губы задрожали. А ведь временами я ловила на себе ее внимательный взгляд – она наблюдала за мной, нервно сцепив руки на коленях, и вокруг ее карих глаз от тревоги проступали морщины. Иногда она подолгу сидела со мной, после того как Зося засыпала, и лихорадочно рассказывала истории о сюминарах и о том, что магия бывает опасной, но может стать и великим даром. Даром! К горлу подкатил ком. «Истинный дар всегда отыщет способ проявиться», – говорила маман. Причем мне, а не Зосе. Я всегда думала, что речь шла о голосе сестры, но на самом деле – о моей магии.

Все это время маман рассказывала