– Здесь мы вам ничем помочь не можем, – как можно миролюбивей заявила Марина. – Кто такой Жидель – мы не знаем.

Неожиданно факир схватился за голову, взглянул в потолок. Марина с Олегом также подняли головы, но ничего, кроме облупившейся краски и тусклой лампочки, там не заметили. Факир хлопнул себя по коленям:

– Кажись, началась движуха. Это хорошо!

– Хозяин, у тебя найдётся широкий скотч? – неожиданно поинтересовался факир, поднимаясь с насиженного места. Словно почувствовал скрытую угрозу, исходившую неизвестно от кого.

Как по команде, два других участника беседы также поднялись.

– Разумеется, есть… В ящике под кроватью, – не чувствуя опасности, объяснил Олег, в следующий миг пожалев о своей реплике.

– Да вы садитесь, друзья! Зачем вскакивать-то? Спасибо, хозяин, ты уж прости за то, что столь бесцеремонно пользуюсь гостеприимством. Придётся ещё поэксплуатировать вас немного… Обстоятельства так складываются.

Он подождал, пока Марина с Олегом присядут. Затем жестом дирижера приподнял перед собой обе руки и начал медленно сдвигать ладонями внутрь. Неведомая сила подхватила Марину с Олегом вместе с табуретками, на которых они сидели, выдвинула из-за стола. Впечатление такое, словно сквозь половицы кто-то пустил ток, как в детской игрушке под названием «железная дорога». Только возможности спрыгнуть с поезда у пленников не было. Хозяин и гостья поехали по невидимым рельсам, едва успев взмахнуть руками. Марина вскрикнула, а Камелотов отпустил парочку крепких слов.

Между ладонями факира, казалось, проскакивали молнии, там оставалось всё меньше места. Наконец, они воссоединились, а в следующее мгновение спина и затылок Марины больно «встретились» со спиной и затылком Олега. Их прижало друг к другу так, что у Марины мелькнула мысль о вакууме между ними. Невозможно было пошевелить ни головой, ни конечностью, ни – тем более – туловищем. Приходилось косить глазами, чтобы как-то рассмотреть факира, который в это время невозмутимо выдвигал из-под кровати ящик, в котором должен был храниться скотч. Зачем последнее ему понадобилось, оба пленника догадались мгновенно. Но сказать ничего не смогли: речевой аппарат отказывался подчиняться, язык разучился формировать звуки.

Когда руки и ноги пленников были намертво «приклеены», факир открыл один из ящиков комода и начал вытаскивать оттуда бельё, одежду, тряпки… Наконец, ему попалась старая наволочка, он поднял её вверх, словно переходящее красное знамя:

– Вот то, что я искал, кажется, всю свою жизнь, – он прижал находку к лицу и втянул ноздрями воздух. – Ситцевая наволочка, совсем как в детстве, чёрт. Какая ностальгия! Непередаваемо! Даже не верится.

Однако приступ ностальгии скоро прошёл. Оказывается, наволочку он собирался использовать в качестве кляпов. Разорвав ткань надвое, заполнил ею рты пленников, затем стянул «обеззвученные» головы скотчем, контролируя, чтобы носовое дыхание сохранялось в полном объёме.

– Извините, господа, если бы не чрезвычайные обстоятельства, мы бы продолжили беседу. Весьма интересную для меня, надо признать! Но ситуация меняется быстрее, чем я предполагал, поэтому вынужден вас ненадолго оставить. Промедление смерти подобно.

Поклонившись, факир покинул помещение, не скрипнув ни единой половицей. Примерно через секунду после этого в доме погас свет.

«Самое время поразмыслить над результатами, подвести промежуточные итоги, подруга! Итак, чего ты добилась? Сидишь, сплюснутая, как лягушка под катком, чувствуешь, как потеет спина этого борова… Кайф просто неземной. И ничего не можешь сделать! Не в силах! Не в состоянии! И он молчит… Хоть бы промычал что-нибудь мелодично-душевное для приличия».

Как долго они находились в полной темноте, Марина сказать не могла. Чувствовать спину, ягодицы, затылок шумно дышащего Олега стало невыносимо. Факир примотал их головы не церемонясь, её волосы теперь были на его шее, пропитывались его потом… Его пот бежал к ней за шиворот. И это был ад!

Неожиданно окна хижины осветились разноцветными огнями. Какие обычно бывают у «скорой» или полиции. На крыльце послышались шаги, в дверь постучали. Оба пленника одновременно исторгли что-то среднее между мычанием и стоном.

– Олег Сергеевич, откройте, полиция! – раздалось с улицы. – Мы знаем, что вы дома! Проснитесь, пожалуйста!

В следующее мгновение дверь приоткрылась, и луч фонарика скользнул по замотанным скотчем, искажённым гримасами лицам пленников. Через несколько минут освобождённые Марина и Олег сидели напротив старшего лейтенанта Лебедько и сумбурно рассказывали о том, что с ними приключилось в деревенской избе.

– Всё это очень интересно, граждане, – заключил старлей после того, как освобождённые поставили подписи под собственными показаниями. – Но приехали мы сюда, чтобы задержать гражданина Камелотова Олега Сергеевича, поскольку он подозревается в похищении сына гражданки Рыссс Ольги Петровны. Похожего мальчика видели примерно неделю назад около вашего дома.

– Это ошибка, товарищ лейтенант, – бросилась защищать товарища по несчастью Маринелла. – Мальчики живы и здоровы, находятся сейчас у меня дома. Это можно проверить…

– А вы, гражданка, собственно, – с прищуром взглянул на неё Лебедько. – Кем приходитесь гражданину Камелотову?

– Никем, я журналистка. Пишу про тайны мироздания, неопознанные летающие объекты. Мы же вам только что рассказали.

– Думаю, наш разговор лучше продолжить в отделении, – неожиданно отрезал старлей, и поднялся. – Собирайтесь.

Когда «уазик» скрылся за поворотом, Марина почувствовала озноб. Майский рассвет набирал силу, но со стороны леса тянуло холодом.

«Что ты делаешь одна на просёлочной дороге в этот ранний час? А, подруга? Не пора ли вернуться домой, к детям. Они проснутся одни в квартире, испугаются».

Марина представила вопросы, которые начнут задавать Лёвчик с Вовчиком, вспомнила ночной кошмар и едва устояла на ногах. Она не готова отвечать детям, она устала им врать… И в то же время она не знала, где выход. В какую сторону двигаться.

Она обязана досмотреть этот жуткий сон до конца. Хотя конца не предвиделось. Один и тот же кошмар повторялся снова и снова. Словно игла на допотопном проигрывателе соскакивала на старую дорожку при каждом обороте пластинки.

Казалось, после посещения средневековья ему бояться нечего. В самом деле: Торичео остался на стене в старинном замке в виде картины Веласкеса, или кого там ещё… Если это считать ненадёжным хранилищем, то о чём вообще можно вести разговор?! Этот турист из будущего никак не сможет дотянуться до картины своими потными ручонками. Он и не догадается… Хотя…

Стоп! А почему, собственно, не догадается? Доктор, например, отлично помнил свою юность, молодость. Даже детство отрывочно всплывало в памяти. Как пелось в одной песне – и девочку, которой нёс портфель, он тоже помнил. Так почему «архивариус» не сможет вспомнить средневековый замок, своё «картинное» пребывание на стене? Пусть средневековье вклинилось в его жизнь в виде совершенно новой реальности, но ведь это случилось с ним! Не с кем-то!