— Стаффорд, — напомнил старый садовник.

— Верно. Маврикий Стаффорд. Я что-то не помню, чтобы его имя встречалось там, на кладбище… и имени Стефана Розенбаума там вроде бы нет.

— Верно, их там нет. Это потому, что как раз их тел так и не нашли. Предполагалось, их унесла в море та река, что бежит под Крикли-холлом. Нижняя река. — Перси мрачно покачал головой. — Они просто исчезли, и все, — добавил он. — Море так и не вернуло их.

Лили поднесла бокал к губам и сделала большой глоток вина. Но его фруктовая сладость не сумела улучшить настроение.

Комната, где она сидела, была освещена одной-единственной угловой лампой, так что остальные углы заполняли тени. Квартира Лили располагалась над ее магазинчиком: три комнаты, одна из них служила спальней, вторая, поменьше, стала хранилищем товаров, которым не нашлось места внизу, а третья представляла собой одновременно гостиную и столовую. И именно здесь Лили отдыхала либо работала с дорогими камнями, перламутром или украшениями из кристаллического кварца и разными безделушками, используя обеденный стол как рабочий. Кухня и ванная комната в этой квартире были крошечными, и в ванной помещались только раковина, унитаз и душевая кабинка. Стены по всей квартире окрашены в мягкие пастельные тона, но, как ни странно, учитывая род занятий Лили, в квартире совсем не было ни картин, ни барельефов, ни статуэток на полках.

Вялым, апатичным движением Лили поставила бокал на подлокотник коричневого кожаного кресла и на мгновение закрыла глаза.

Почему та женщина пришла к ней? — молча спрашивала себя Лили.

Лили оставила практику уже восемнадцать месяцев назад, напуганная собственной силой и последствиями, к которым приводили ее действия экстрасенса. Есть вещи, которых лучше никогда не касаться, есть вещи, порождающие слишком сильную отдачу. Как странно, та женщина, Эва Калег, пришла из того самого дома, который рассматривала Лили два года назад по дороге в Холлоу-Бэй, — из Крикли-холла. Люди в тех местах уверены, что дом полон призраков, и хозяйка магазина в деревне тоже не сомневалась в этом. Две женщины, раз в месяц мывшие полы в том доме и вытиравшие пыль, переходили из комнаты в комнату только вместе, так слышала Лили, ни одна из них не желала оставаться в одиночестве в стенах этого дома. Они утверждали: в Крикли-холле что-то «витает в воздухе», нечто вызывающее мурашки, там кто угодно станет нервным. И якобы именно поэтому в течение многих лет никто из арендаторов не задерживался надолго.

В этот момент Лили мысленно округлила глаза. Ей казалось, в каждой из деревенских общин имеется собственный дом с привидениями, и, конечно же, духи пребывают во всех этих домах лишь потому, что в их стенах произошло нечто трагическое, ужасное, чаще всего — жестокое убийство или кто-то весьма драматически покончил с собой. Потому нынче привидения так и шастают по коридорам. Вообще-то Лили верила в привидения, просто исходя из личного опыта общения со сверхъестественными силами, но она знала также и то, что многие люди просто преувеличивают или приукрашивают некогда услышанные истории, ради нервной дрожи и интереса.

Тем не менее Лили не просто заметила Крикли-холл, когда уезжала из прибрежной деревушки, как она сказала Эве Калег. Нет, она остановила машину и несколько минут внимательно рассматривала дом с другой стороны реки, сразу почувствовав исходящий от дома холод.

Дело было не просто в уродливости здания, нет, Лили почувствовала тяжесть, давление, и, похоже, в глубине дома таилось что-то дурное (так ощутила Лили). И смутная тревога долго не рассеивалась.

Это являлось одной из самых неприятных сторон телепатического дара: невозможность избежать дурных вибраций, невозможность не впустить их в собственное сознание. От этого Лили страдала с самого раннего детства.

Девочка осознала в себе шестое чувство еще в семь лет, хотя, наверное, оно проявлялось и раньше, просто Лили была слишком мала и воспринимала все как естественные явления. Их семья тогда переехала в большой викторианский дом в Рейгате, в графстве Суррей, и спальню Лили устроили на самом верху четырехэтажного здания. И вскоре после переезда, когда Лили в своей комнате играла в куклы, ей предстал дух какой-то девочки, лет девяти или десяти с виду. Хотя Лили была совсем еще маленькой — или как раз потому, что она была маленькой, — малышка тут же без малейшего страха приняла как подругу эту девочку в старомодной одежде, не похожей ни на одежду самой Лили, ни на одежду тех, кто ее окружал Лили все происходящее казалось вполне разумным, хотя она не могла припомнить ничего подобного в своем прошлом. Будучи ребенком, она просто обрадовалась товарищу по играм. Незнакомка никогда не дотрагивалась до вещей Лили, она просто сидела на корточках и внимательно смотрела и слушала, когда Лили показывала ей своих кукол, называя каждую по имени, и симпатичных зверюшек из искусственного меха, и рассказывала истории о каждой. Иногда Лили пела своей нематериальной подружке короткие песенки, а потом пела призрачная девочка. Некоторые из ее песенок Лили слышала прежде, потому что многие колыбельные живут из века в век.

Та девочка рассказала Лили, что ее зовут Агнес и она давным-давно умерла в этой самой комнате от болезни, которую называли «дифтерия», и с тех самых пор, как она умерла, не знает, куда ей следует отправиться. Она умерла внезапно, проболев всего четыре дня, и вышла из своего прежнего тела, чтобы увидеть, как ее мать рыдает, стоя на коленях у кровати, а отец замер в неподвижности, и по его щеке сползает одна-единственная слеза. Агнес была смущена и испугана и еще долго испытывала эти чувства, не осмеливаясь покинуть дом из страха, что потеряется. Потом мало-помалу привыкла к своему новому состоянию и, хотя страха больше не испытывала, предпочитала все же оставаться в стенах собственного дома, потому что он был единственным хорошо знакомым ей местом.

Потом ее родители куда-то уехали, в доме подолгу жили другие семьи. Но никто никогда не замечал Агнес, хотя она изо всех сил старалась привлечь к себе внимание. Лили оказалась единственной, кто сумел увидеть ее и с кем Агнес удалось поговорить, и призрачная девочка искренне радовалась тому, что нашла наконец подругу.

Родители Лили часто слышали, как она в своей комнате разговаривает с невидимой подругой, и пытались расспрашивать дочь. И Лили по своей наивности сказала им правду. Однако отец и мать решили, что девочка в старомодной одежде существует только в голове дочери, просто результат живого воображения, и оставили все как есть, будучи уверенными, что вскоре Лили перерастет свою игру. В конце концов, множество детей имеют воображаемого друга, не так ли?

По меньшей мере в течение шести недель призрак викторианской девочки продолжал являться Лили, всегда в те часы, когда она оставалась одна и в своей комнате. Они играли и хихикали, наслаждаясь обществом друг друга, хотя Лили иной раз испытывала разочарование из-за того, что Агнес никогда не ловила мячик, или не прыгала через скакалку, или не брала игрушки. Но в остальном все шло просто замечательно.

И только когда Лили рассказала своей призрачной подружке о месте, называемом Небесами, в Агнес произошли какие-то едва заметные перемены. Папа Лили много раз говорил ей о том, что на Небесах живут ангелы и все добрые люди после смерти отправляются именно туда. И когда Агнес услышала все это, ее облик стал как будто бы таять: ее уже нельзя было рассмотреть так отчетливо, как прежде. Девочки все еще играли вместе, но однажды, вскоре после того, как Агнес узнала о Небесах, она заявила, что должна задать Лили два очень важных вопроса. И спросила: