Мы пробирались почти на ощупь в темноте около часа, стараясь идти как можно тише: в тумане звуки разлетаются очень далеко. Брайан остановился и махнул рукой: стой, заряжай. Стараясь не лязгать затвором, я загнал три патрона и поставив ружье на предохранитель, повесил затем его на шею, параллельно земле. Брайан сделал горизонтальное движение рукой, похожее на магический пасс и мы двинулись, тихо и не спеша, каждый уже в свою сторону. Мы шли очень медленно не издавая звуков, словно призраки, практически неразличимые в ночи, хотя оранжевый цвет шапок уже понемногу стал различаться на коротком расстоянии.

Добравшись до большого дерева на северном склоне, я огляделся, и, отметив направления, куда двигались остальные, стал налаживать крючья. Минут через двадцать я уже сидел наверху. Сидение было прихвачено цепью к толстому стволу намертво. Подвесив рюкзак на суку за карабин, и положив ружье на две горизонтальные ветки, я сел, облокотившись о толстый замшелый ствол. До рассвета еще оставалось что-то около часа. Время тянулось медленно, было холодно и сыро, и лес плакал, собирая клочья тумана в большие капли, и роняя их – то там, то тут на палую листву. Несмотря на легкий ветерок, серая мгла вовсе не прояснялась, но местами, казалось, что она наоборот собирается в большие плотные стога. Птицы в массе еще не проснулись, и было по-прежнему очень тихо. Единственным звуком, кроме падающих капель, был едва слышный тепловозный гудок, подающий голос откуда-то издалека, словно бы даже из другой вселенной. Впрочем, и он вскоре канул в какую-то одному ему известную даль. Небо стало сереть и спустя какое-то время уже рассвело настолько, что можно было рассмотреть циферблат часов. Еще немного, и вот я уже начал различать оранжевые пятнышки курток моих приятелей, рассевшихся по сторонам на опушке леса. Вот уже можно стрелять. Я сидел и вслушивался в шорохи леса: олень ходит очень тихо. Меня всегда удивляло, что всякая пузатая мелочь вроде белки или енота, создает шума гораздо больше, чем два оленя, пробирающихся сквозь густые заросли кустарника.

Внезапно, я увидел в тумане какое-то движение. Это было что-то вроде медленного проявления фотографического изображения. Вот проявилось дерево, а вот… Это был олень! Нет, точно! Правда, он стоял далеко: метров двести от меня, но может быть, он пойдет в мою сторону, или же на кого-то из ребят. Я взял бинокль, решив понаблюдать, куда он намерен двигаться. Но олень исчез… Вот оно, дерево, а оленя под ним нет! Что за чертовщина! Убираю бинокль – стоит… Смотрю в бинокль, пытаюсь менять резкость – тщетно. Никого… Я взял ружье, поставил на прицеле среднее увеличение, смотрю… Перекрестье есть, дерево стоит… Оленя нет… И тогда я вспомнил одну историю…

      Случилось это сколько-то лет назад, когда наша дружба с Джейсоном, одним из самых странных людей в моей жизни, еще теплилась. Он, хоть и был в основном немногословен, но все же иногда вносил в мою жизнь какую-нибудь интересную, доселе неслыханную историю. Я бы, наверное, сегодня не вспомнил об этом, если бы не случай, оставивший, как и тогда в душе нечто странное, похожее на какое-то глубокое, но совершенно бесполезное сострадание…

Случилось так, что мы уже третий день гнали лося вдоль хребта Чахо-Коа, что на языке могавков33 значит, вроде бы «звериные тропы». Мы шли уже часов десять, почти непрерывно, через болота и буреломы, лишь изредка останавливаясь хлебнуть воды, осмотреться или поставить отметку на GPS. К вечеру мы его настигли в широкой, почти безлесной долине. Сил радоваться уже не было…

      Солнце скрылось за горами, стало темно и тихо. Только что, выпотрошив тушу, растянув ее на распялках и завесив на дерево, мы, наконец, помылись в ледяном ручье и сели ужинать. У костра все сидели молча, ковыряя в миске макароны с тушенкой: от усталости есть не хотелось совсем. Чугунная тяжесть слилась в ноги и поясницу, и сразу, как только мы сели, мгновенно словно бы затвердела. Вскоре, стало по-настоящему холодно, с гор начал сползать туман. Кое-как расправившись с едой, я и мои приятели повалились возле костра на рубленый лапник. Джейсон покуривал трубку, а мы с Чаком потягивали из фляжки время от времени что-то крепкое. Костер стал гореть слабее: никто не хотел вставать за дровами, и потому становилось все прохладнее. Чак в очередной раз хлебнул, и, передавая мне фляжку, вдруг изменившись в лице, потянулся за винтовкой.

– Что случилось? – испугался я.

Вместо ответа он лязгнул затвором, и дослал патрон в патронник. Я вскочил, схватил свой карабин и стал глядеть туда, куда смотрел Чак. Но там был просто мрак: ничего особенного я не увидел.

– Что случилось? – повторил я вопрос.

Чак по-прежнему молчал. Он уже встал, и, держа карабин на полусогнутых руках, по-прежнему всматривался куда-то в темноту. Джейсон невозмутимо курил.

– Да что такое, черт побери!– не выдержал я.

– Медведь, – прошептал он. – Метров пятьдесят отсюда, или меньше…

– Не вижу…– сказал я, пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме.

Джейсон повернулся и тоже стал всматриваться. Затем он снова повернулся к костру и затянулся своей трубкой. Меня это окончательно сбило с толку.

– Ты видел что-нибудь?

Джейсон лишь махнул рукой:

– Это не медведь, – коротко ответил он и стал выбивать трубку об носок сапога.

Чак посмотрел на него:

– Ты что ослеп? Вот же он… Стоит до сих пор, – сказал он почти шепотом.

– Да видел я… – ответил Джейсон немного лениво. – Оставь его. Пусть идет. Не наше это дело…

– Да ты чего! Он же на мясо пришел! Не понимаешь, что ли?

– Сядь, – спокойно ответил Джейсон.– Это не медведь. Это – омата.

– Что за «омата»? – удивился Чак.

– Ну… омата…– Джейсон покрутил пальцами в воздухе,– это, на языке могавков – что-то вроде призрака… Только, это – призрак зверя.

– Пошел ты!?– возмутился Чак, – Нашел себе пацана мозги пудрить! Говорю, вон медведь стоит!

– Сядь, я сказал, – ответил Джейсон спокойно,– И успокойся. Не трогай его! Если вообще хочешь здесь охотиться когда-нибудь еще…

– Ты что угрожаешь мне?– Чак возмутился. Он вообще-то бывал очень заводной.

– Да на хрен ты мне сдался, угрожать тебе. Я тебе дело говорю. Если сам дурак, так послушай умных людей. Может, тоже поумнеешь со временем.

Джейсон улыбался, он уже явно дразнил Чака. Тот понял, взял себя в руки, и чтобы не подыгрывать, сел, поглядывая все же время от времени туда, где ему привиделся медведь. Он ждал объяснений, но Джейсон молчал.