class="p1">Под ногами — чёрно-синяя лента дороги. Пахнет росой и немного — горечью. Похохатывают скрогги.

Грызи рассказывает историю о себе-восемнадцатилетней и об одном из первых заданий: только феникс не вспыхивал, а наоборот, угасал. И она пыталась понять — почему феникс не летает, не пылает, не откликается на зов хозяина. А объяснилось всё просто: хозяин был мразью, измывался над женой.

— Повезло ему, что варгам нельзя убивать, — скрипит зубами Гриз. — В общем, феникс не мог выносить этих мерзостей: связь между фениксом и хозяином…

Такая же, как между фениксом и подругой — врождённая. Не связь даже — предназначение и узы на всю жизнь, и если ты встретишь своего феникса — он будет для тебя самым верным, будет слышать из любых далей, откликнется на любой зов, любые двери для тебя откроет и из любой беды вытащит.

Только вот как найти своего феникса?

— Его отравляло сознание того, что хозяин творит такие вещи — буквально убивало изнутри. Ничего подобного раньше не видела… В общем, с хозяином мы не договорились — я и до сих пор сомневаюсь, что смогу поладить с кем-то, кто жену пытает при помощи Дара Огня. Может, мне не следовало использовать кнут, не знаю. Дальше он позвал своего феникса на помощь. И тот не пришёл.

— Смылся от урода?

— Не смылся. Переродился. Взглянул на нас… Жена была обожжена, я её загораживала, хозяин был уже под парализацией, выл в голос… Феникс полыхнул в воздухе, не долетая до нас, потом я подобрала птенца в пепле. Не знаю, наверное, для феникса это было лучшим выходом.

Ну да — новая жизнь, новая память. Новое предназначение. И другой хозяин, который, может, на другом конце Кайетты — не поймешь, пока не встретишь.

— Почему фениксы предназначаются всяким мразям?

Грызи долго молчит.

— Об узах фениксов и людей неизвестно даже варгам. Говорят, они дети Элементалей Огня — драконов. Будто бы те в эпоху Великой Зимы так хотели помочь людям, что переродились в огненных птиц. Одна — для каждого очага, просто люди с течением времени расплодились… Еще есть легенды о том, что Элементали пытались уберечь людей от внутреннего холода. И подарили им частичку живой магии. Огненного, бессмертного духа-хранителя. Будто бы, знаешь… никто из нас больше не один. И где-то непременно есть твой феникс.

Больше не спрашиваю ничего — ни пока доходим до деревни, ни пока нужный дом ищем. Располагаемся на ночлег, когда уже светать начинает.

А я всё вспоминаю птенцов, которые орут-орут и требуют песен и рыбы, и щиплются за пальцы, всех в золотом сиянии, будто в пуху. Искорку, Лучинку, Огонька, других. С рождения к кому-то привязанных узами. К кому-то, кому они могут и не встретить. И не узнать, что эти узы есть.

И не могу отделаться от мысли: как у них там, у фениксов. Потому что если людей греет эта мысль — что где-то есть предназначенный для тебя феникс… знают ли фениксы, что где-то — предназначенный для них человек?

И мне всё кажется, что эта мысль должна их леденить.

* * *

С утра деревня гудит — без Дара слышно. Окорок всем растрепал о нашей встрече. И о фениксе. Понятно, в своем ключе. Так что Грызи приходится успокаивать старосту, а потом делегацию местных бабёнок. А Пухлику — успокаивать старуху, которая пустила нас на постой.

— А коли-ежели мне дом-то за такое спалят? — осведомляется старуха, но Пухлик её всё равно убалтывает. Пока пихаю в себя завтрак, слышу, как он разливается за стенкой: и никто ее не тронет, и мы ее защитим, и вообще, она тут будет общая спасительница, и да — сколько ж она деревенским сможет рассказать! Последнее старуху добивает, так что нас не выкидывают на улицу.

Грызи заявляется мрачнее осеннего неба.

— Плохи дела. Насчёт феникса никто ничего не знает. Зато теперь они считают, что хозяин, кто бы это ни был, натравливает птицу на их поля. Не знаю, как скоро слухи распространятся по окрестным деревням…

— Со скоростью пожара — у каждого старосты есть сквозник… а, да еще ведь существует водная почта.

Пухлик с победным видом уписывает отвоёванный у хозяйки вчерашний пирожок.

— …боюсь, как бы не дошло до погромов или ещё чего-то такого, — завершает Грызи и присаживается на лавку у стола. — Обстановка тревожная.

— Пф. Может, здешние жители и способны на подобное — вот только их нужно как следует к этому подтолкнуть. Круги на полях и птичка в небе — не причина хвататься за вилы. Причиной могут быть трупы, но этого-то опасаться не стоит, фениксы же не убивают людей?

Грызи спадает с лица прямо на глазах. Непонятно, что она там увидела — в пожаре внутри феникса.

— Хозяина нужно найти срочно. Не думаю, что он из деревенских — птицу бы заметили… Значит, ищем среди окрестных помещиков. Кейн, как у тебя сложилось с местными сплетнями?

Пухлик с готовностью подхватывается и начинает вываливать на нас всё, что зачерпнул в кабаках. Послушать — так здешние помещики ему ближе родной мамочки. Разливается про каждого: кто такой, сколько детишек, чем живёт, с кем судится или…

— …говорят, помешался после того, как дочка сбежала с каким-то пиратом. Но я бы поставил на Латурна. Все монеты, какие у меня есть, а до кучи последние штаны. Молодчик живёт вон там, за лесом, имение у него небольшое, мельница пришла в негодность. Отец был оборотистым, а сынок теперь проедает его денежки. Живет уединенно, нет даже слуг, по магии — Травник, но так-то у него слава чудака. Лет пять путешествовал, так что про него даже не сразу вспомнили, но пару месяцев назад вернулся. Отшельник, путешественник, чудак — слегка подозрительно, а?

Грызи кивает и подхватывается на ноги.

— Кейн, хорошая работа. Наведаемся к этому Латурну, проверим — что да как.

На выходе из селения на нас натыкается Окорок. Надрызгавшийся в хлам.

— Отродье, — и щерится в лицо Гриз, и волна перегара забивает дыхание. — Все вы… твари… со зверьём своим.

— Мел, — окликает Грызи, когда я нацеливаюсь врезать придурку по тем деталям, которые природа дала ему случайно. — Не стоит.

До поместья местного чудака час с лишним ходу. Грызи молчит, высматривая феникса в небесах. Я принюхиваюсь — нет ли гари? Пухлик вовсю показывает своё всезнание на примере Окорока.

— …колоритная фигура, во всех смыслах. Предводитель местных задир, вечный участник драк, Дар Стрелка слабый, зато кулаки пудовые, так что его здесь побаиваются.

Будто этого нельзя понять без опустошения всех пивных