бочек в округе. Пухлик вовсю повествует, что мразь Окорок еще и лупит жену. И терпеть не может сына, потому что тот не прошёл Посвящение у Камня с третьего раза.

Не повезло. «Пустым элементом» становится где-то каждый сотый, так что этих бедняг по Кайетте разгуливает предостаточно. На Вольных Пустошах вообще что-то вроде мелкого государства (со звучным названием Гегемония Равных — пустошники не страдают скромностью). Только вот в деревнях Обделённым Даром приходится хуже всех — загнобят, Йоллу вот гнобят постоянно, как только она бежит в лавку за выпивкой для мамаши. Она, конечно, прячет синяки и не говорит, кто. Только я как-нибудь всё равно узнаю.

Последние четверть часа идём по широкой дороге через лес — ели, сосны, неяркое солнце. Грызи роняет тихо:

— Если разговор с Латурном ничего не даст — надо бы покараулить у его поместья, вдруг увидим что интересное.

Караулить не приходится вовсе.

Мы ещё не успеваем подойти к этому самому поместью, как мой Дар доносит звук выбитого стекла.

А потом что-то огненное, будто комета, уносится в небеса.

* * *

Хмырь. Так я решаю звать типа, который распахивает дверь на стук. Длинный и одутловатый, под потерым халатом рисуется брюшко. Мутные глазёнки под нависшими бровями тревожно бегают, небритая челюсть подрагивает. Грызи заряжает ему сходу:

— Господин Латурн, отлично. Мы вечером уже познакомились с вашим фениксом. Просто красавец. Только он у вас нервничает маленько, а?

Хмырь начинает сопеть и кукситься и заводит ржавым голосом:

— Что? Кто вы? Какое имеете право, а? Вы в моих владениях, и я… я занят. И с моим фениксом всё в порядке, с ним всё отлично…

— Ага, ну точно, — фыркаю я, указывая на оплавленную дырку в окне.

— Я не желаю с вами разгова…

— Ну, я же говорил — дохлое дело, — бодро влезает Пухлик. — Говорил же — давайте сразу к уряднику. Обрисуем: так и так, местный помещик натравливает феникса на поля жителей, да пускай в управе сами разбираются!

Хмырь давится фразой и вытаращивает глазёнки. Гриз сходу влезает в игру и отмахивается.

— Погоди, Кейн, что ты сразу — урядник, урядник. Я вот уверена, что господин Латурн и его феникс не имели никаких преступных намерений. И это всё просто недоразумение. Это же недоразумение, господин Латурн?

— Недоразумэ-э-э…

Всё, ступор. Латурн стоит, таращится, моргает. Грызи представляет нас и разливается насчёт нашей миссии. Тон — для работы с пугливо-агрессивно-дебильными животными. На Хмыря действует, вон, даже в дом пригласил пройти.

Дом в хламье и пыли, занавески обгорели. Мебель старая и дорогая, а так — повсюду беднота. Гостиную так назвать язык не повернется. Книги, пылища, карты, ещё книги…

— Знаете, фениксы у меня вроде слабости, — разливается рекой Грызи, мельком глянув на комнату. — Когда ты варг, приходится любить всех животных. Но чистота и верность фениксов — это что-то… неописуемое.

Латурн неловко ухмыляется, бубнит: «Я, собственно, редко принимаю…». Ещё и чай предлагает — тоже мне, олицетворение светскости. На Грызи глядит недоверчиво, но с интересом. И жадно вслушивается в истории о фениксах, которыми Гриз его потчует.

Мы с Пухликом не отсвечиваем. Я принюхиваюсь-всматриваюсь. Далли уставился на книжки, на роже так и написано «Нанесло же нас на такого фениксожахнутого!» Точно, на корешках сплошь про одно: «Фениксы: мифы и легенды», «Птицы из огня», «Как обрести своего феникса», «Уход и кормление», «Что нужно знать о фениксах»… от дешевых брошюрок и глупых книжек с желтыми страничками до солидных, дорогих томов… а вон на карте гнездовья по Кайетте обозначены.

— А вы, вроде как… тоже фениксами увлекаетесь? — под нос себе спрашивает Пухлик.

Хмырь смущённо крючится в пыльном кресле цвета помёта шнырка.

— Ну… собственно, можно так сказать. В конце концов, каждый имеет право на свое увлечение… да. А фениксы… они правда чудесны. Вы вот говорили… чистота и верность… да. Они неописуемы. Знаете, я вот ещё в детстве… когда читал сказки… всегда мечтал встретить феникса. Своего феникса. И я был уверен, просто уверен, что он где-то есть, что он ждет меня, нужно только его найти…

Грызи внимает из кресла. Доброжелательно и пристально. Хмырь от этого оживляется и начинает душеизлияние с размахиваниями руками. Его повестью жизни можно усыпить тридцать бешеных керберов. Особенно там, где про сурового отца, который не разделял мечты сынка. Латурн изрыгает из себя — как там его папаша истязал учебой. И как попирал в нем высокое. А он, образованный такой, стремился к чистой мечте. То есть к фениксу.

— Потому что я знал, понимаете? Я знал, что он где-то там. Ждет меня. И я планировал… конечно, мне приходилось всё это делать втайне, понимаете… А они не понимали, никто. Отец негодовал из-за того, что я избегаю компаний молодежи… ха, этих тупых скотов, которые считают себя элитой. Да разве они способны были понять… Нет, я стал свободен только после того, как вступил в наследство. Я сразу же… знаете, фениксы ежегодно совершают облет Кайетты в надежде почувствовать своего человека и в надежде отыскать пару, да… Но совпадений бывает слишком мало. Я, знаете, нанес несколько визитов… разным хозяевам фениксов. И понял, что нельзя надеяться на случайность. Я решил действовать…

Глазенки у Хмыря маниакально сияют. Пока он мечется по гостиной, тыкает пальцами в карты и рассказывает, как он поехал в Союзный Ирмелей, искал гнездовья там, в Дамате чуть не погиб, а в Ракканте ему пришлось сделать большое храмовое пожертвование… но совсем трудно было в Велейсе, его там три раза ограбили, необразованные дикари.

Тупой. При этом маньяк. Впереться в пиратское государство! Вообще не уверена, что феникс его. Не может же та прекрасная, огнекрылая птица предназначаться такому…

— …пять лет, страшно вспомнить. Семнадцать гнездовий… я изучал маршруты их полетов, миграций, я знал — он где-то там, он ждет, и я… я оказался прав, понимаете? Это было в землях Эрдея — ох, эти бесконечные фанатики, косные твари, они пытались меня отговорить… Я помню это как сейчас — крупное гнездовье, и вот, я шёл среди фениксов, в который уже раз… и пытался услышать…

Голос у него углубляется. Становится тише.

А я закрываю глаза. Вижу.

Скалы и сосны, горная долина. Десятки птиц в воздухе, и издалека кажется — орлы… но то одна птица, то другая тихо расцветает в небе пламенем. Обожжённые гнёзда — высокие, человеку до пояса. Груды глины и золы — постели фениксов.

Музыкальная, будоражащая кровь перекличка в небесах.

И одна птица, замершая в небе — будто