– Комиссар, со всем уважением, – шепчет Маккьо, – пусть вы и не в униформе, это не значит, что на полицейского не похожи.

И не поспоришь. Берганца озадаченно останавливается.

– Возможно, если Ла Манта увидит, что с нами синьорина, он успокоится… – предлагает Маккьо. Оба оборачиваются ко мне, потом качают головами, будто только что заметили мой черный плащ и фиолетовую помаду. Уф.

Маккьо подкрадывается к двери и прячется сбоку, я тоже. Берганца нажимает на звонок.

– Открыто! – кричит в конце концов мужской голос из другой комнаты.

Берганца с Маккьо обмениваются усталыми взглядами. Хитрый, сукин сын.

– Идем, – выдыхает Берганца, доставая пистолет.

– Разрешите? – громко зовет он, открывая дверь. – Синьор Ла Манта?

Пистолет он прикрывает полой плаща, но уже прекрасно знает, как и я, что Ла Манта все понял. Как – неизвестно, возможно, к нему никогда никто не приходит, а может, углядел нас из окна, или в Коацце никто не звонит в звонок, а стучит в дверь, здороваясь и крича еще из коридора. Поди узнай. Следом за комиссаром идет Маккьо с пистолетом на изготовку, направляя его в разные стороны – я только в фильмах такое видела (и он, наверное, тоже).

Последней, оглядываясь, вхожу я. (В конце концов, я же не обещала Берганце, что в самом деле останусь ждать снаружи. И, с другой стороны, даже если бы пообещала, сильно сомневаюсь, что Берганца поверил бы хоть на миг).

– Синьор Ла Манта, – слышу я голос Берганцы, который только что вошел в кухню.

– Еще шаг – и она умрет, – отвечает тот же голос, что в начале прокричал «Открыто». Сейчас он звучит отнюдь не так мирно.

С моего места, то есть из-за плеча Маккьо, который, в свою очередь, смотрит из-за плеча Берганцы, чья фигура загораживает дверной проем, мне видно только что-то смутно мелькающее у двери.

Приседаю, потому что так больше шансов, чем пытаться разглядеть что-то из-за спин двоих мужчин, и, наклонившись вперед, высовываюсь из-за стены.

Взгляду открывается небольшая комнатка, в ней внушительный кухонный гарнитур с дверцами вишневого цвета. Он занимает всю стену напротив двери. Такую обстановку ожидаешь увидеть в доме пожилой пары – или у унаследовавшего все сына.

На разделочной поверхности выстроился длинный ряд картонных коробочек. Лекарства. Они расставлены от самого большого до маленького, названиями наружу. Там же стоит шкафчик с полкой для сушки тарелок, тоже антикварного вида, с аккуратно расставленной посудой, от самого маленького предмета до большого. На нижнем уровне, под посудой, размещены несколько бокалов, по размеру, но теперь от большого к маленькому, так, чтобы самый большой бокал находился прямо под самой маленькой тарелкой, чтобы они не соприкасались. К стенке шкафика прикреплены разные листочки, идеально перпендикулярно и на одинаковом расстоянии друг от друга, примерно в сантиметр, как мозаика. На мраморной столешнице возвышается внушительная старинная пепельница с окурками, необычайно длинными, будто каждый едва успели прикурить и сделать пару затяжек. Все они выложены по краям странными аккуратными рядами.

Есть и раздвижной стол, который сейчас собран; почти все место на нем занимает древний компьютер. Он включен, но в спящем режиме, и экранная заставка светится странным молочно-белым светом, сильно отличаясь от тех ярких картинок, что используют сейчас для демонстрации качества монитора. Судя по виду, используют компьютер очень часто, но мышка лежит так, что ее закругленный профиль идеально повторяет очертания такого же закругленного коврика-подложки, в свою очередь, расположенного точно у самого краешка стола. Из торца компьютера торчит связка кабелей, тщательно переплетенных и стянутых шнурочком.

В углу между плитой и стеной, в кресле, сидит Бьянка Дель Арте Кантавилла. Половина лица у нее обмотана чем-то голубым, возможно, женским платком, тоже, вполне вероятно, полученным по наследству. Поверх кляпа отчетливо видны распахнутые в ужасе глаза, смотрящие на застывшего на пороге комиссара. Белых волос уже несколько дней не касалась расческа, и вид у них грязный, как у снега на городских улицах. На Бьянке спортивная форма небесно-голубого цвета, которая тоже не кажется особенно чистой. Руки связаны за спиной: с моего места отчетливо видна довольно толстая веревка, тянущаяся от ее лодыжки до старой батареи.

Очередная верная догадка комиссара, мысленно отмечаю я.

Рядом с Бьянкой стоит сухощавый хилый человечек, сутулый, но с круглым, несмотря на тщедушное телосложение, животом. Возможно, когда-то он был стройным и с хорошей осанкой, но сейчас напоминает скорее пыльную тряпичную куклу, хотя старым не выглядит. На нем коричневые штаны и линялая розовая рубашка, из воротника которой торчит шея без подбородка. Голова странной формы, хотя, может, она не всегда была странной, а стала такой, когда начавшие выпадать волосы остались только в виде пучков по бокам черепа.

Рот и нос расположены слишком далеко друг от друга, будто рот соскользнул вниз к слабо очерченному подбородку; глаза близко посажены, темные и враждебные. Остальное лицо и тело в целом обычные, точнее, ближе к миролюбивому, комично-уродливому. Но глаза враждебные и решительные. Этому впечатлению, вероятно, способствует правая рука, прижимающая нож к яремной вене Бьянки.

– Ненавижу всегда оказываться правым, – еле слышно шепчет Берганца.

Несколько долгих, а может, только кажущихся долгими секунд, комиссар с Ла Мантой просто смотрят друг на друга.

– Ну же, синьор Ла Манта, – произносит наконец Берганца. – Положите нож. Неприятности вам совершенно ни к чему.

– У меня и так уже неприятности, – отвечает человечек.

– Что ж, – вздыхает Берганца, – похищение человека, конечно, не прогулка на свежем воздухе, но если синьора Кантавилла согласна дать показания, что с ней обращались уважительно, не вижу причин, почему бы не обойтись минимальным наказанием.

Бьянка торопливо кивает, будто подтверждая согласие. Из элегантной, спокойной, раздающей указания синьоры, с которой я познакомилась, не осталось и следа. Она уже пытается с умоляющим взглядом повернуться к Ла Манте, но стоит только ей шевельнуться, как в шею упирается холодное лезвие.

– Вы не понимаете, – серьезно отвечает Ла Манта. Решимость этого маленького человечка в чем-то даже трагична.

– Синьор Ла Манта, – продолжает Берганца. – Мы незнакомы, но у меня есть некоторый опыт в данной области, я разбираюсь в людях, и считаю, что вы человек хороший. Хороший человек, который, возможно, поддался обманчивым внушениям или событиям. Это так, верно? Потому что, если так, вам нечего бояться. Просто положите нож, и покончим с этой неприятной историей.

Этому, наверное, учат в полиции: оставлять преступнику возможность выбора, открытую дверь. И здесь есть своя логика. Возможно, я бы тоже так поступила, предложила бы достойный выход из ситуации. Может и сработать.

Но не с Ла Мантой.