– Вы не понимаете, – повторяет он.

– Чего я не понимаю, синьор Ла Манта? Объясните мне, – предлагает Берганца.

Из моего укрытия видно, как его рука под полой плаща сжимает пистолет.

Маккьо не сводит с Ла Манты ни глаз, ни оружия, но не может и пальцем шевельнуть, потому что взгляд Ла Манты мечется между ним и Берганцей, а прижатому к яремной вене Бьянки ножу хватит и тени усилия, чтобы все, что должно оставаться внутри, оказалось снаружи. Что до меня, сидящей на корточках за стеной и выглядывающей из-за ног мужчин, Ла Манта, похоже, третьего гостя даже не заметил, и, так как пока меня это устраивает, ничего менять я не собираюсь.

– Не могу, – отвечает Ла Манта. – Это бесполезно. Вы все равно не поймете.

– Попробуйте, – настаивает Берганца. Бог знает, какие страдания ему, с его аллергией на болтовню, причиняет необходимость стоять и изображать парламентера перед разочарованным психопатом.

– Она видит ангелов, – решается Ла Манта. Чтобы подчеркнуть, что под «она» имеется в виду Бьянка, он слегка перемещает нож, тыкая ее в шею, и я отчетливо слышу, как сердца Берганцы, Маккьо и в особенности Бьянки пропускают удар.

– Понимаете? Она видит – видит! – ангелов. Эта дрянь, купающаяся в деньгах, видит ангелов. – Нож опасно вибрирует в его руке. В этом-то и проблема с некоторыми сумасшедшими: вероятно, они и не хотят убивать, но в итоге все равно убивают, потому что не могут себя контролировать. Как ужасно. – Ангелы выбрали, с кем будут говорить, и выбрали ее. А мне очень нужно с ними поговорить. Я… Есть вещи, которые я просто обязан знать. Эта дрянь хочет выйти отсюда? – Еще тычок ножом, чтобы и в этот раз ни у кого не возникло сомнений, кто «эта дрянь». Лезвие оставляет царапину на шее, и Бьянка стонет. – Хорошо. Я ей сразу так и сказал. Хотите уйти, синьора? Поговорите с ангелом. Позовите его сюда. Скажите ему, что кое-кому нужно с ним словечком перемолвиться. Всего словечком. Если ангелы ее так любят… непонятно, почему именно ее, ну да ладно, если они ее любят так сильно, как кажется, разве им сложно будет спуститься на минутку и показаться и мне тоже, верно? Только чтобы спасти ее. И вот. Никаких ангелов. Ни единого гребаного ангела не спустилось ко мне.

Глаза Бьянки покраснели. Если бы могла, она бы разрыдалась. Она стонет, возможно, хочет что-то сказать, но не может из-за кляпа.

– Знаете, что мне ответила эта шалава? «Я не вижу ангелов», – сказала она. А я: «Как это так – не видите? А все ваши книги?» А она мне: «Это все притворство, я их не вижу» – говорит. «Притворство?» – спрашиваю я. Но… как же их имена? Азраил, Элемиах, Анаэль? Все выдумка? Просто литература? Фантазия?

По щеке Бьянки ползет слезинка и исчезает в платке.

– О нет, я этому не верю. Не могу поверить, – продолжает Ла Манта, даже не взглянув на нее. – Эти ее слова ободрения и поддержки, слова, которые в самые мрачные моменты согревали мое сердце… Один Бог ведает, через что мне пришлось пройти. Все те сообщения, полные света и любви, духовные упражнения, которые я старался, действительно старался, применять на практике. Такое человеку не изобрести. Это нечто божественное. А эта дрянь, жадная эгоистичная сволочь, да простит меня Бог, хочет сохранить их только для себя. Хочет быть единственной – единственной! – кто с ними говорит, кто греется в их свете. Как будто ей это нужно. – Красная капелька, маленькая, но явно различимая, ползет по лезвию ножа. Еще одна вспышка гнева – и мы в самом деле увидим, что внутри у Бьянки.

– Так что она их не зовет. И они не приходят! Даже сейчас, когда их драгоценному представителю грозит опасность, даже сейчас они не удосуживаются показаться мне! Я мог бы убить ее! Я хотел бы убить ее! А они… даже чтобы спасти ее, они отказываются появляться. Даже ради акта милосердия, что, вообще-то, их хлеб, так? Даже ради этого они отказываются снизойти и поговорить со мной!

Ну что ж. Думаю, я уже достаточно увидела.

– Все не совсем так, как вы думаете, – произношу я.

Ла Манта распахивает глаза, застыв при звуке голоса кого-то, кого он еще не видел. Точнее, я думаю, что он распахнул глаза, застыл и так далее, потому что я перестала выглядывать из-за ног Берганцы и Маккьо и поднимаюсь, поэтому уже ничего не вижу.

Зато всего через мгновение аккуратно протискиваюсь между комиссаром и агентом и вхожу в кухню. И вот теперь снова вижу перед собой уставившегося на меня Ла Манту.

Я знаю, что он видит. Мой непромокаемый черный плащ, фиолетовую помаду, высокие сапоги с заклепками. Челку цвета воронова крыла, закрывающую левый глаз.

Знаю также, что видит Бьянка. Уже знакомое лицо ее призрака пера. Глаза у нее загораются, но я не смотрю в ответ.

– Вы кто? – недоверчиво спрашивает Ла Манта.

Недоверчивый тип с ножом в руке, в принципе, не может означать ничего хорошего.

– Бьянка, – отвечаю я. – Настоящая.

Ла Манта теряет дар речи. Берганца с Маккьо тоже. Все слышат, как бабочка хлопает крылышками где-то в Мексике.

– Это как? – нахмурившись, уточняет Ла Манта.

– То есть меня зовут не Бьянка, я не это имела в виду. Мое имя Сильвана, для друзей Вани, – объясняю я. – Но я – та, кто пишет книги, которые потом подписывает Бьянка и на которых потом появляется ее фотография. Синьор Ла Манта, это тайна, потому что издательство категорически запретило любые намеки во избежание огласки, но Бьянка, которую вы знаете, которую знают все, не более чем статистка, пустышка. Та, что на самом деле пишет книги, – что ж, это я.

Ух. Ничего себе. Если бы напряжение и чувство ответственности не разъедали меня изнутри, я бы почти могла насладиться оригинальностью ситуации: хоть раз в жизни мне действительно пригодилась способность быть чьим-то альтер эго.

Ла Манта какое-то время смотрит на меня, потом на Бьянку, которая, в свою очередь, поднимает на него полные ужаса глаза. А потом Ла Манта вновь переводит взгляд на меня.

– Хотите сказать, что эта дрянь просто?..

– Самозванка. Именно так. Эта женщина, которую вы вот уже столько дней отчаянно просите вызвать ангелов, просто не может вызывать ангелов. Потому что никогда и не могла. У нее никогда не было таких способностей. Это просто образ, что-то вроде актрисы, которой издательство заплатило за роль.

Ла Манта весь окоченел. Пока я говорила, его глаза делались все больше и больше. Теперь там читается крайнее возмущение, и как тут удивляться? Точно такое же выражение появилось бы в глазах любого читателя книг Бьянки, стоило бы ему узнать, что его героиня – фальшивка. Но, как ни странно, в них читается и облегчение.

– Но… но почему? Зачем нас всех так обманывать? – Ла Манта вдруг резко снова оборачивается к Бьянке, и Маккьо, который принимает движение за угрозу, слегка подается вперед, но Берганца тут же все замечает.