– Так получается, что с одной стороны большое несчастье оказывается для нас большим счастьем, – сказал Кавадзи.

Кога знал, что Кавадзи не от души, наверно, это говорит. Но нельзя иначе, не может иначе сказать чиновник, награжденный Верхним Господином. Даже во время такого всеобщего бедствия.

Накамура Тамея сказал, что русские считают, что если ночью опять был виден огонь на горах, то землетрясений и морских волн больше не будет.

Кога узнал, что охотник убил кабана и Накамура отвозил тушу на судно и что Посьет открыл глаз убитого зверя и сказал: «Вчера убили. Надо съесть за три дня, а то испортится!» Русские жарили свинину. Накамура тошнило от запаха и было противно. Кога глотал слюни, слушая.

– По представлениям эбису, землетрясения происходят от скопления в земле серного газа, – твердил Накамура. – Они видели огонь на горах, и это признак того, что серный газ вырвался наружу… Фрегат походит на кузницу, там работали всю ночь…

Вечером Кавадзи писал свой дневник.

Утром явились полиция и переводчик. Доложили, что прибыли рабочие из Эдо. В городе продолжается страшное воровство. Крадут все, что можно. Только там, где русские, там нет грабежей. Среди жителей Симода много торговцев, но даже им нельзя открыть кошелька. Сейчас же кто-нибудь выхватит монеты и убежит. Полиция старается защитить торговцев.

Тсутсуй полагал, что воры пришли из Эдо вместе с рабочими. Их там наскоро набрали как строителей.

«Из Эдо сообщают еще, что посылается серебро для раздачи населению в Симода. И воров шлют и серебро, чтобы грабить! – думал Тсутсуй. – Тысяча рабочих! Для постройки новых домов чиновникам управлений! Да это тысяча воров! Это только форма помощи, а не помощь. Знают ли наши царедворцы, что делают?»

Кавадзи уже сказал Чуробэ, что надо прибегнуть к казням.

… От фрегата отвалили катера и баркасы с вооруженными матросами в парадной форме. Впереди шел катер с гробом, обтянутый материей. Ехал священник. Сияла медь духовых инструментов.

Адмирал шел на гичке со свитой.

Караул и оркестр высадили на чистом песчаном пляже у деревни Какисаки, там, где старинные ивы клонят к пескам тяжелые ветви с плакучей листвой.

Под траурный марш медленно зашагали морские гренадеры. Японцы обступили дорогу и плача смотрели на шествие. Гибли и эти пришельцы… Все видели, как позавчера крутило морским течением фрегат и как он отчаянно сопротивлялся. «И они несчастные, как и мы!» – говорили японцы.

Яма вырыта была в гуще расчищенного тропического леса, вблизи огорода священника. Отец Василий пел и махал кадилом. «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный…» – грянул матросский хор. Матрос Симонов ложился навечно в эту красную мокроватую и каменистую землю…

Японские бонзы обступили Махова, взяли его за руки и повели к себе.

Адмирал, сидя в храме после похорон, излагал Накамура свой план. Переговоры о заключении соглашения нельзя прерывать. Бухта Симода неудобна для ремонта. Надо искать другую бухту на побережье, срочно, иначе весь экипаж сойдет на берег.

Говорили все это в комнате при храме в деревне Какисаки. В окне под древними ивами виден десяток полуразрушенных лачуг. Тут как хутор, удаленный верст на десять от города. Но много жителей пришло из Симода на похороны и все еще толпится тут. Священники просят в соседней комнате Махова разрешить им отпеть покойного по-японски.

– С фрегата необходимо снять всю артиллерию, – говорил Путятин. – Все тяжелые пушки будут сгружены на берег и оставлены на хранение японскому правительству.

К Старику и Кавадзи пришел губернатор Исава.

Нашлась и другая часть бумаг. Вообще Татноскэ спас много нужных документов. Чуробэ очень доволен и попросит его наградить. Он сам искал с ним бумаги и сам видел, как Татноскэ отличился, найдя договор. Поэтому доверил Татноскэ сопровождать Шиллинга, искать бухту для ремонта…

Трудно было сразу разобраться лейтенанту Шиллингу во всем, что пришлось ему увидеть в Атами. По всей видимости, это настоящий горный курорт на берегу моря для самых высокопоставленных вельмож.

Повсюду между улицей и берегом моря белели дорожки в садах, усеянные белым песком, цвели красные камелии и розы, лиловые хризантемы окружали обвалившиеся гроты в садах, и сломанные беседки, и деревянные зонтики для отдыха на тропинках, ведущих в горы, к купальням на горячие ключи. Поодаль, среди зарослей бука и хиноки, стоял чайный домик с гибкой соломенной крышей, уцелевшей на подпорках, тут же у дороги лавка с распахнутым настежь входом, треснувший горбатый мостик со столбами для фонарей в отделке из красного камня, перекинутый над горным ручьем, струящимся среди хвои в провалах между скал.

Видно, цунами не приходило сюда, но трясло тут сильно. И дома и горы – все растрескалось и обвалилось.

Пожилой японец раскачивал двухэтажный дом, привязав веревку к верхней балке остова, с которого обвалились стены. Каркас дома, похожий на клетку огромных размеров, покачивался и вскоре с треском повалился в облаке пыли.

Под куполообразной горой стояли поодаль друг от друга двухэтажные гостиницы в деревянном решетнике широких входов нижних этажей, как у магазинов.

Сейчас эти новенькие опрятные здания осели и покривились, стены в трещинах, их доски полопались, черепица с крыш наполовину ссыпалась, некоторые стены совсем повалились, и внутри такого здания видно все, как в театре, где поставлены декорации, но еще нет актеров. Люди прямо на улице раскинули шалаши и палатки. Рабочие лазают по лестницам, приставленным к стенам, и укладывают черепицу на крышах.

Выше деревьев, где-то вдали бьет столб пара, рвущийся из земли у самого подножия скал.

Татноскэ сказал лейтенанту, заходя с ним в переднюю, что надо снимать сапоги и надевать петли соломенных туфель.

– Обычно, если едет даймио с семьей и слугами, то для него такая гостиница отводится целиком.

Лейтенант переоделся в поданный ему слугой легкий халат и отправился в купальню на горячие источники вместе с переводчиком. В плоской ребристой скале, похожей на сросшиеся и окаменевшие стволы доледниковых деревьев, пробита каменная лестница. К домику, между лиан и корней кустарников, по каменному желобу мчится минеральный кипяток.

После массажа, который искусно сделал ему слепой старик японец атлетического телосложения, сознавая, как это все приятно, как оздоровляет и освежает, но в каком ужасном положении находятся в это время его товарищи, лейтенант сидел голый в каменной ванне-выбоине, обложенной глазурованными плитами.

Место тут, как он полагал, редкой красоты. Николай Шиллинг осмотрел все бухты на побережье полуострова, но ничего подобного еще не видел. Лейтенант, исполняя приказание адмирала, шел к северу по направлению к заливу Эдо в поисках залива, удобного для ремонта «Дианы». Вместе с ним неотлучно находились переводчик и мецке, который не знал по-голландски, хотя и делал вид, что все понимает.