Японские лодочники научили лейтенанта управлению плоским парусом, гребле по методе юли-юли. Он также выучил по-японски много слов и выражений.

В совершенном одиночестве среди японцев, в закрытой стране, он пил, ел и спал, как японец, и в то же время все изучал, стараясь непрерывно и систематически заниматься, чувствуя, какую пользу принесет он впоследствии адмиралу и общему делу. Так, как он, кажется, никто из европейцев еще не путешествовал по Японии. Его спутники разрешили ему нанести на карту все бухты на восточном, обращенном к Америке побережье полуострова Идзу.

Но не было ни единой пока, в которой можно было вытащить на берег и ремонтировать «Диану». И это огорчало молодого офицера. Всюду у моря скалы, каменные стены в лианах, обрывы в лесах, какие-то чащи с камнями, а не бухты! Как быть? Японцы все время уверяли, что следующая бухта окажется пригодной. Но всюду острые камни и заливы, открытые морским ветрам, и гнущиеся сосны. А время не ждало. Судьба «Дианы» висела на волоске. Пока нет шторма, фрегат еще в относительной безопасности. Адмирал толкнул его на мель. Но при первом же свежем ветре волны опять ворвутся в бухту у города Симода с океана, и гибель «Дианы» неминуема. Поэтому, несмотря на прекрасные виды страны, по которой приходилось путешествовать, и приятных, услужливых спутников, Николай Шиллинг не знал покоя.

Вот он дошел до Атами, последнего селения на берегах Идзу. Дальше уж как бы материк самой Японии, близок залив Эдо и столица. Лейтенант чувствует себя отлично, он принял горячую ванну, массаж. И так тут легко дышится, так приятно облегает тело легкий бумажный халат. Иногда мимо промелькнет хорошенькая японка. Но бухты для ремонта нет как нет!

– Что делать, Хори-сан? – спросил он за обедом у переводчика. При этом мецке понимающе улыбался и кивал головой. – Нам придется идти с «Дианой» в закрытый залив Эдо, где были американцы, и ремонтироваться там.

Хори Татноскэ перевел его слова чиновнику полиции, и тот, все так же ласково кивая головой и не меняя выражения лица, ответил:

– Это невозможно!

Начался обычный, но уже ленивый спор, который не первый день идет у лейтенанта с чиновниками. Он уверял их, что нет никакой причины беспокоиться, что им должно быть совершенно все равно, где будет ремонтироваться корабль.

Он знал, почему японцы упорствуют. Народ в государстве не должен знать, что совершаются уступки иностранцам. Симода – окраина горного глухого лесистого полуострова. Когда в этот порт начнут приходить иностранные суда и торговать с японцами, это можно скрыть от населения страны. А в заливе Эдо, где города стоят друг подле друга и где живут сотни тысяч людей, вести о том, что русским разрешено жить на японском берегу, живо разнесутся повсюду. Главное ведь не быть независимым, а делать перед своим народом вид независимости. И гордости! Какая знакомая политика!

Лейтенант протянул руку к глиняной бутылочке с сакэ и налил в маленькую чашечку японскую водку.

После обеда Хори повел его по горной дороге, которая начиналась за крайней гостиницей города, чтобы посмотреть обвалы скал. Чиновник остался покурить в хорошей компании.

Скала откололась от горы и, как падающая башня, нависла над дорогой и над расселиной, на дне которой гремел поток и виднелись пески, красные, видимо от какого-то осадка.

– Ах, вы знаете, я совершенно забыл вам сказать, – заговорил Татноскэ, оглянувшись по сторонам, когда отошли за селение и оказались среди пустынных рисовых полей.

– Что такое? – встрепенулся барон.

– Вы знаете, я совершенно забыл, что у меня имеется копия японо-американского договора о дружбе. Да, у меня есть копия, хранится уже давно. Так давно, что я даже забыл! Ведь я все время работал с американцами, с господином Вельш Вильямсом и мистером Чжоу-фу, как мы звали его помощника, благородного ученого джентльмена из Китая. Я часто говорил с самим мистером Перри! Он очень… очень любил меня. Знаете, они очень богатые… Но личные подарки их всегда не так роскошны, как у русских. Адмирал Путятин гораздо щедрей!

– Вы работали с Перри? – удивился Шиллинг.

– Да! Я с ним очень хорошо работал. Он разрешал мне садиться за стол с его превосходительством. Мы вместе обедали не раз. Американцы, как и русские, без… без таких обычаев… которые называются по-английски prejudice.[89] Так что я очень дружен был с адмиралом, и он подарил мне на память копию договора… Да… Ведь я составлял голландский текст и неотлучно находился при переговорах.

– Может быть, это черновики?

– Это не так совсем. Теперь это уже настоящий текст заключенного договора, и все до единого слова точно сходится. Прежде все договоры были черновиками до подписания. Как я забыл, сам не понимаю, так давно, конечно, это было, наверно, поэтому… После отъезда Перри опять так много впечатляющих событий… А вот это дерево называется… Ах, как же оно по-голландски? Кажется, по-голландски нет названия…

– Когда же вы мне передадите полный текст договора?

– К этому дереву не должен подходить человек с нежной кожей. Достаточно пройти под его ветвями, и на теле появятся ожоги. Женщины ненавидят это дерево… Текст договора имеется для вас.

– Так дайте мне сегодня.

– Нет, не здесь. Он с моими вещами в Симода. Я привезу вам на корабль.

Татноскэ, сняв в Симода во время цунами копию с договора, носил ее с собой в кармане широкого рукава, но не отдавал, зная, что у Шиллинга нет таких рукавов и ему некуда спрятать по-настоящему секретный документ, а все остальное имущество его ежедневно и тщательно просматривается тайной полицией, где бы он ни был. Татноскэ и сам тайно следил за ним, как и все переводчики.

– Но, пожалуйста, надо еще одни золотые часы с бриллиантами подарить кому-нибудь из членов японской делегации…

Шиллинг знал, что такие часы на «Диане» есть.

– Если «Диана» не утонула, пока мы с вами путешествуем!

– Как же сохраняются часы? Не сокровище ли это и не оберегается ли особенно?

– Да, конечно, оберегается и в случае крушения должно быть спасено. Да мало ли чего не бывает… А кому советуете подарить часы? Саэмону но джо?

– Да, ему, конечно. И еще можно Матсумото Чуробэ. Вы знаете его? Да, ведь Саэмону но джо уже дарили…

За спасение документов Татноскэ получил благодарность и награду от правительства, материи на халаты и еще одну награду от тайной полиции за бдительность и за хорошее наблюдение за охраной документов во время цунами.

Татноскэ переписал текст договора с опасностью для жизни. Голландский текст получился мелкий, как работа искусного ремесленника. У Татноскэ есть лупа, подаренная ему американцами. Что там текст! Татноскэ знает договор наизусть.

– Преамбула… – Татноскэ прочел ее. – Статья первая…

Татноскэ и ее прочел наизусть.