Она вошла в кухню. И Сашка тут же сполз со стула и встал на колени. Задрал голову, пытаясь поймать ее взгляд.

— Милая моя… Милая моя, терпеливая жена… — заговорил он сдавленным, дребезжащим голосом, как будто собирался разрыдаться. — Прости меня! Прости… Я знаю, что виноват перед тобой. Знаю, что вел себя как последняя скотина! Постоянно придирался к тебе, устраивал скандалы. Это я, я во всем виноват, что было плохого между нами. Я понял… Понял, пока был там, на цепи, как пес! Понял… Знаешь, Аришка, о чем я там все время думал?

— О спасении?

Она настырно не смотрела на него. Чтобы не упасть рядом с ним на колени. Чтобы не разрыдаться с ним вместе, чтобы не простить его тут же. Она сделала шаг в сторону, обходя его. Так стало чуть легче. Так не глодало странное чувство вины, казавшееся ей навязанным.

— Нет! Я все время думал там о тебе! — громко воскликнул Саша, следя за ней взглядом: болезненным, лихорадочно мерцающим. — Конечно, я не стану отрицать, что мечтал о спасении. Но спастись я мечтал, чтобы быть с тобой! Я так много времени потерял. Так много времени потратил впустую, чтобы понять, как ты мне дорога. Господи… Как будто и не жил все эти годы. Как будто спал!

— А на цепи вдруг очнулся? — По ее губам скользнула недоверчивая ухмылка. — Знаешь, Саш, мне, конечно, тоже жаль, но… Но все вот это… — Арина повела рукой в его сторону. — Слишком мелодраматично. Не находишь?

— Не веришь, — коротко кивнул он и тут же встал с коленей и снова сел, сгорбившись, на прежнее место. — Понимаю. Не веришь. Но дай нам шанс, Арина. После всего того, что произошло с тобой, со мной, мы с тобой как бы в одной лодке. Истерзанные, пострадавшие, жаждущие понимания и тепла. Мы должны попробовать, Арина.

— Попробовать?

Она села за стол напротив него, внимательно всмотрелась в человека, с которым была близка целых десять лет. Молодой, красивый, мускулистый. Наверное, слишком сексуальный, чтобы быть всю жизнь с одной женщиной. Сейчас, правда, слегка помятый после плена, который устроил ему Олег Степанов, желая наказать за подлость. Но это даже добавляет ему шарма. Почти герой! Выжил, не сломался. Отказался перерезать горло своей любовнице. Даже в обмен на свободу.

Он ей все рассказал. Она все знает. Пробелы восполнил капитан Сергеев Глеб Станиславович. Рассказывал не без удовольствия, смаковал подробности, от которых Арину едва не стошнило.

— А он знает о том, что произошло с вами? — спросил Сергеев, подписывая ей пропуск. — Вы поделились с ним подробностями?

— Не всеми, — уклончиво ответила тогда Арина.

Она не рассказала Саше ничего о той страшной ночи. Ничего! Тогда откуда он знает о ее истерзанности? Он ведь так сказал минуты две назад.

— Что ты знаешь о том, что произошло со мной, Саша? — спросила Арина, подумав. — Кто рассказал тебе?

Он изумленно моргнул раз, другой. Уставился на нее непонимающе.

— Никто, — замотал тут же головой ее муж. — Мне никто ничего не рассказывал. А зачем?

— Так откуда ты знаешь?

Странный шепот, показавшийся ей той ночью знакомым, снова зазвучал в ушах, как будто тот человек стоял сейчас за ее спиной. И с ухмылкой, видной в прорези черной маски, наблюдал за всем, что происходило на ее кухне. Ей сделалось страшно.

— Мне не надо знать! Я видел тебя. Я наблюдал тебя день за днем. Ты не хотела никого видеть. Не хотела ни с кем говорить. Ты перебралась из нашей спальни в гостевую комнату. Не смотрела на меня. Мимо меня, как будто я перестал существовать! Ты превращалась в монахиню. Этого мало? — воскликнул ее муж с забытым возмущением.

— Не знаю.

Арина попробовала дернуть плечами, но их словно сковало морозом. Как тогда, той ночью, когда она не сумела уложить на лопатки страшного человека, совершившего страшное убийство почти на ее глазах.

— Если честно, то я мало понимал тогда. То есть не хотел, наверное, понимать, что с тобой происходит, — признался он, роняя голову на грудь. — Считал, что это блажь. Испуг, с которым ты должна была справиться достаточно быстро. Ты же сильная, Аринка! Я всегда считал тебя из стали и бетона. А тут ты… И в этом я тоже виноват, конечно. Поверил врачам. Успокоился, когда они сказали мне, что над тобой не было совершено никакого физического насилия. Но там ведь… Там ведь тогда произошло что-то страшное, да?

И она вдруг, сама не понимая, как это вышло, выпалила:

— Я была в паре метров от того места… В то время, когда он убивал ту несчастную девушку!

— Кто? Кто он?

Саша так страшно побледнел и вытаращился на нее с таким ужасом, что Арине его даже сделалось жалко.

— Маньяк, Саша.

— Что-о?

Вопрос просочился сквозь его горло, как последний выдох умирающего. Арина даже переполошилась: не упал бы в обморок ее слабонервный супруг.

— Маньяк? Я правильно понял? — все еще сипел Саша, сидя перед ней с неестественно округлившимися глазами, сгорбленной спиной и трясущимися губами. — Тот самый маньяк, о котором пишут и говорят?

— Да, Саша, тот самый. — На фоне его страха она вдруг ощутила себя невероятно сильной. И даже нашла в себе силы невесело рассмеяться. — Представляешь! Я побывала в его чудовищных лапах, а он меня не убил.

— Господи, господи, — застонал он и зажмурился, его руки вслепую потянулись к ней через стол, нашарили ее пальцы, обхватили. — Какая же я сволота, Аришка! Как же ты… Через что тебе пришлось пройти! Расскажи! Расскажи мне немедленно, что и как было! Давай, девочка, давай…

И она начала рассказывать. Все! С самого начала. Как долго шла по ночному городу, среди шумных, праздно шатающихся людей. Как потом забрела на безлюдные улицы, показавшиеся ей неестественно, по-киношному страшными. И вдруг поняла, что движется в сторону реки. Туда, где у них ЭТО случилось в первый раз.

— Ноги почему-то сами меня туда несли, — призналась Арина.

Они сидели напротив друг друга и не шевелились. Держались за руки, смотрели друг другу в глаза. И это казалось ей таким правильным, таким естественным. И то, что он смотрит на нее с жалостью, пониманием и запоздалым страхом. Что нежно теребит ее пальцы. И что почти задыхается, когда она рассказывает о своих ощущениях, когда очнулась в больнице в окружении врачей.

— Я была будто не я, Саша. Это как будто была не я. Я осталась там, на земле, под тяжестью его сильного тела, в метре от мертвой, истекшей кровью девушки. Все остальное: ты, доктора, этот прилипчивый опер Воронов, какое-то будущее, которое должно было быть у меня, — все это казалось каким-то потусторонним. Будто я тоже умерла вместе с ней. А здесь, на земле, среди вас просто бродит моя заблудившаяся душа.

Арина не выдержала и заплакала. Саша минуту сидел, поглаживая ее руки. А потом поднялся с места, шагнул к ней, поднял со стула и крепко обнял.

— Бедная моя, бедная моя девочка, — шептал он, часто-часто целуя ее волосы, плечи, лицо в слезах. — Я-то думал, что надо мной сотворили страшное, посадив на цепь. А ты… Как же ты это все выдержала? Одна! Никому ничего не рассказывая!