И все же они приехали, несколько лет назад, две инспекторши, которые тогда отправились за решетку. Я обходил территорию с последней на тот день проверкой и уже собирался домой. Я завел привычку заканчивать рабочий день пораньше, чтобы успевать забрать сына из детского сада. Жена моя заканчивает только в четыре. Я как раз обходил силосную башню, когда услышал, что подъехала машина. Спрятался за птичником. Из машины вышли две женщины, несколько секунд потягивались, разминая ноги и поднимая руки над головой. Сначала я подумал: хм, потенциальные покупатели? А потом узнал их по снимкам, которые были в новостях тогда, много лет назад. Та, что постарше, достала телефон и начала фотографировать. Она обернулась и, кажется, заметила меня, хоть я и старался не высовываться. Они пошли, потом остановились, хорошенькая таращилась на птичники, вторая смотрела на поля. Они разговаривали. Я увидел, что они смеются, одна указывала рукой в сторону. Они еще немного так постояли, стали вдруг серьезными, даже как будто торжественными. Старшая скрестила руки и заговорила куда-то в ветер. Вторая повернулась к ней. Потом они пошли к машине и уехали.

Иногда я прихожу рано. Стараюсь не разбудить жену, выбираюсь потихоньку, пока еще темно, летучие мыши только-только заканчивают охоту. С рассветом тут вся долина оживает. Несколько сверчков заводят песню, едва солнце коснется горизонта. Птицы начинают кружить, меньше чем раньше, но все равно много. Зовут друг друга, нарезают круги, улетают.

У меня хорошая работа. Временные сотрудники не получают премий, и это, конечно, минус, когда у тебя семья. Жена моя хочет уехать из этих пустынных краев, перебраться поближе к своим братьям и сестрам, куда-нибудь, где попросторнее, пошумнее, похолоднее и подороже. Я хочу, чтобы мой сын ни в чем не испытывал недостатка. Я подал заявление об уходе из “Прайс секьюритиз” начиная с этой пятницы. Надеюсь, мне дадут хорошую рекомендацию. Мы пока не будем закрывать этот банковский счет, на случай, если мне все-таки перечислят какие-нибудь премиальные за верную службу все эти годы.

* * *

Аннабел, сначала подумал Роб, а потом произнес вслух, когда у него на кухне появились начальник птичника и полицейский. Роб сидел над дыней и хлопьями с холодным молоком (в последнее время жена редко разрешала ему есть яйца, ведь отец его чуть не умер из-за больного сердца в возрасте шестидесяти четырех лет). Было без пятнадцати семь утра. Малышка проснулась в шесть.

Вошедшие не успели еще и рта раскрыть, как у него при виде их перепуганных лиц в голове возникло это имя, потому что такие лица у людей бывали только в тех случаях, когда они приносили новости о сестре.

Аннабел. В его самых ранних воспоминаниях сестра носила его на спине или под мышкой, как тяжелую сумку, будила среди ночи, чтобы вместе отправиться в приключение на заднем дворе: построить ночную крепость или поискать летучих мышей.

– На ферму был совершен налет, – сказал полицейский, своей важностью и выправкой сразу напустив тревоги в пастельную тишину.

– Цыпочек забрали, – сказал начальник птичников.

Роб опустил ложку в молоко (миндальное, поскольку жена была убеждена в том, что коровье приводит к диабету) и встал из-за стола. Он поцеловал жену и малышку уже у двери.

До фермы ехать было недалеко, дорогу эту он знал с рождения, сначала они ездили туда, усаживаясь вместе с сестрой на заднее сиденье, потом он сидел один на пассажирском кресле рядом с отцом, а затем стал ездить сам из собственного дома в трех кварталах от родового гнезда (хотя и не планировал, что все так сложится). Он вполуха слушал этих двоих, но внимание его было приковано к столбу дыма, который было видно даже отсюда: след Аннабел. Отпечаток пальца его сестры в небе. Машина ехала через поля, и вокруг зарождался день.

Он открыл дверь еще до того, как они окончательно остановились перед рядом машин экстренных служб. Извиняясь направо и налево, стал пробираться сквозь репортеров, пожарных и граждан: “Прошу меня простить” и “Вы не позволите?”, пока наконец не оказался у баррикады из полицейской ленты и сигнальных конусов, преградившей путь к птичнику № 8, по-прежнему тлеющему и местами пылающему огнем. Полицейский, который, видимо, был тут за старшего, похлопал его по плечу и сказал: “Думаю, вам стоит взглянуть и на остальные птичники тоже”. Роб пошел за ним.

У входа в птичник № 4 какой-то полицейский пытался жестом его остановить, но старший сказал: “Это сын”, и все перед ним расступились. Роб готов был поклясться, что услышал смешки у себя за спиной.

Аннабел всегда была умнее его, и он ее обожал. Ну какой ребенок не восхищается старшей сестрой, особенно если она бунтарка и красавица? Тот день, когда на ферму явился Джонатан Джарман-младший, стал для Робби днем, когда он ее потерял. До этого все ее шалости были так или иначе завязаны на нем – он становился либо жертвой, либо соучастником. Но как только появился Джонатан, она вывела Роба из игры. За какие-то двадцать четыре часа он вдруг стал лишним. Все, что происходило потом, казалось продолжением этих первых суток: постепенно она отдалялась все больше, а он издали за этим наблюдал. Казалось, все, кто любил Аннабел, отошли в тень и оттуда смотрели, как она их предает и покидает. Это была самая уникальная ее черта – конечно, после очевидной и всем известной. И ясное дело, он пережил это, отпустил ее с тем же тоном, что и все они, с той же презрительной усмешкой.

Тогда как же объяснить вот это? Он замер на пороге птичника № 4. Вентиляторы были выключены, ленты конвейера не двигались. Не раздавалось ни звука. По дороге сюда ему сказали, что птиц нет, но что это вообще значит: “нет”? Он прошел через коридор в зону содержания кур. Ни ко-ко, ни кудах, ничего. Тишина. Всех? Он свернул в проход, увидел ряды пустых клеток (Анни, мать твою, это вообще как?). Прошел немного вперед. Ничего. Остановился, покачиваясь на каблуках, присвистнул. Он в самом деле испытал восторг.

– И так – в каждом, – сказал начальник птичников, остановившись рядом с ним. – Ну, кроме восьмого.

– Понятно, – сказал Роб.

– Мы находим грузовики, – сказал старший полицейский. – Окружаем их. Это черт знает что такое. Охранника по-прежнему ищем.

Роб понимал, что полицейский не произносит имени Аннабел из вежливости, ведь все знали их семейную историю. Наконец офицер доверительно наклонился к нему поближе.

– Вы случайно не знаете, где в