Тут включилось его еще не окончательно изжитое стремление ее всегда и во всем защищать.

– С чего вы взяли, что это она? – возмутился он.

По их лицам он догадался, что на его собственном лице читается не то, что ему бы хотелось.

– Я понятия не имею, где она, – сказал он.

Он шагнул обратно в солнечный свет, и полицейские поспешили за ним следом. Он направился к машинам. Остановился посреди тротуара.

– Подождите, а куда вы отвозите кур?

Только несколько часов спустя, когда он орал в телефон, снова взрослый и злой, как и положено мужчине двадцати восьми лет, его осенило: он знает, где она. Он опустил руку с телефоном.

О: Конечно, я ходила проверить птичник номер восемь. Кто вообще в наши дни держит живых сторожей? Охранные системы сигнализаций гораздо надежнее и дешевле. Но наша система сигнализации была отключена. Это все отец. У него вечно был Рикардо. Если бы Рикардо был на месте, он бы меня ни за что не увидел. Он часами сидел и раскладывал пасьянс на стареньких картах. А если бы и увидел, то включил бы сигнализацию. Он знал, чего от меня ждать. Но он бы меня ни за что не увидел, потому что не стал бы бродить по ферме, как зомби. К тому же Рикардо был в отпуске. Я это знала. Отец запросто мог взять и пустить все на самотек на целых три недели. У нас была охранная система, говорю же вам. Но теперь всем заправлял Робби, мой брат, и он нанял временного сторожа.

Я только вышла из седьмого птичника и тут же попала в луч света. Я побежала, но он оказался упертый. Бегал за мной целый час, размахивал фонариком. Я боялась, что сейчас начнут подтягиваться другие сотрудники. По четвергам они рано появляются. Трудно было предположить, что они могли освободить один птичник, а другой – нет, потому что очистка обоих была назначена на одно и то же время. Я видела команду очистки во вторник. Между очисткой и заселением новых кур проходит не меньше трех недель. Для меня это была просто формальность. Да еще этот дурацкий временный сторож. Все пошло кувырком.

Слушайте, мы ведь уже почти закончили? Я совершенно потеряла счет времени. Мне уже можно идти?

В: У нас осталось всего несколько вопросов.

* * *

За двадцать лет до всего этого фермер Роберт Грин-старший ехал по проселочной дороге, а Робби и Аннабел сидели на заднем сиденье. Он миновал ограждение из колючей проволоки и знаков, предупреждающих о грядущем конце света, проехал мимо знакомой тропинки, разматывающейся, будто эластичный бинт. Старая колымага всползла по холму и остановилась перед большим курятником. Его дочь побежала по траве, Робби – за ней. Фермер Грин вышел из машины и остановился, уронил плечи. Вздохнул.

Фермер Грин был склонен к приступам меланхолии. Вызвать приступ могло что угодно – праздничный день, дождливое утро, поздний осенний рассвет. На него вдруг нападала тоска по отцу, первому птицеводу в их семье. Он загонял детей на заднее сиденье, говорил жене, что везет их на “матч”, и ехал сюда, на ферму своего детства, хотя жена была бы в ярости, узнай она об этом.

Он подходил к птичнику, наклонялся выдернуть несколько пучков сорной травы, захватившей тропинку. Заражение было особенно сильным ближе к деревне, в нескольких милях отсюда, но и тут земля и воздух предположительно до сих пор хранили его следы: трихлорэтилен, тетрахлорэтилен, хлороформ и другие химикаты. Жена была против того, чтобы он возил сюда детей. И уж ясное дело, она была категорически против того, чтобы они забирались на крышу птичника, которая, как она утверждала, наверняка прогнила за столько лет заброшенности и могла в любую секунду провалиться под весом ребенка.

Ну, пока не проваливалась.

Но Робби-младший знал, что отец на них не смотрит. Они с Аннабел бежали сквозь высокую траву и сорняки к птичнику и забирались по лестнице, прикрученной к стене. Сидели на коньке крыши, свесив ноги на скат. Ложились на спину и смотрели на облака. Опять садились и вглядывались в деревья далекого леса. Робби нравилась эта часть.

Ему не нравилась следующая часть, когда Аннабел начинала настаивать на игре в “крышные гонки”: выигрывает тот, кто первым добежит до края и не упадет вниз. Нестерпимое желание замедлиться по мере приближения к краю боролось с желанием ускориться, чтобы победить. Это была разновидность игры в курицу (проигравшего называли “курицей”, подразумевая под этим, что курицы – одни из самых трусливых живых существ, но на самом-то деле это не так: куры – яростные вояки, когда дело касается защиты потомства, а уж про отвагу и решимость петуха, известного своими боевыми талантами, мы могли бы говорить до вечера). Аннабел нравились такие игры, и Роб, в слепом восхищении сестрой, ей подчинялся.

* * *

Зи сидел в последнем грузовике рядом с Диллом. Аннабел вела.

Смс сыпались с ритмичностью сердцебиения, расследователи нарушали уговор о тишине в эфире, а ведь экстренная ситуация началась всего несколько минут назад, ни одного, мать их, профессионала. А вот так им и надо, думал Зи, проваливаясь с головой в очередную кашу, заваренную Аннабел. Вы только посмотрите, во что они всей толпой вляпались. И, поскольку Аннабел и Дилл смотреть не хотели, Зи потрудился им объяснить.

Он зачитывал телефонные сообщения вслух, описывал то, что видит на снимках: пожарные машины, расследователи в наручниках. Он показывал все это Диллу, а тот отталкивал его плечом и бубнил себе под нос, что во всем виноваты расследователи, как будто не она сочинила всю эту оркестровую пьесу, вначале вялую, но с буйным финалом.

Аннабел свернула с главной дороги и покатила дальше. Они выехали из зоны действия сети, и его телефон умолк. Проехали мимо знаков о заражении. А, ну чудесно. Вот именно этого ему сегодня с самого утра не хватало. Поваляться в химических отходах.

Но постойте. А это еще что такое?

Огромный птичник, и на горизонте глупо маячат два грузовика.

То есть, если он все понимает правильно (от нее всего можно ждать), они перевезли кур с одной птицефермы на другую.

Остановились рядом с грузовиками. Аннабел выключила двигатель. Стало слышно кудахтанье кур, похожее на пение утренних птиц. Гул насекомых. А фоном – простор тишины, наполняющее уши отсутствие шума машин. Из птичника вышли четверо расследователей – вид у них был такой, будто они сию секунду рухнут. Аннабел выскочила из кабины.