Прекрасная девушка нахмурилась.

* * *

Как ни странно, из расследователей никого не посадили, только инспекторш. Во многом – благодаря группе адвокатов, которых расследователям бесплатно предоставило Общество защиты животных США, но также – из-за того, что семейство Гринов не горело желанием отправить за решетку единственную дочь в семье: у них кругом были сплошь мужчины – кузены и дядюшки всех сортов, исключение составляла лишь Аннабел (и конечно, новейшее приобретение – лапочка-дочка Робби), – тем более теперь, когда Аннабел лежала в коме и никто не знал, выйдет ли она из нее. Но на кого-то подать в суд непременно надо было. Иначе как бы они получили страховые деньги? Ведь надо было выплачивать кредиты, контракты и зарплаты сотрудникам.

Судебными вопросами занялся безалаберный кузен Джек. Он собрал ошеломленную семью в больничном кафетерии поздно вечером после того, как Аннабел провалилась сквозь прогнившую крышу, и изложил план, который вроде бы в итоге сработал. Семья откажется выдвигать обвинения против расследователей, заявив, что эвакуация была “оказанной услугой” и идеей самой Счастливой фермы. Они скажут, что планировали распустить ферму, поскольку фермер Грин-старший больше не в состоянии ею управлять, к тому же фермерство изменилось до неузнаваемости и больше не являлось таким уж привлекательным бизнесом: для того чтобы ферма начала приносить прибыль, кур пришлось бы завести раз в пять больше. Крошечная ферма вроде этой не в состоянии соперничать с крупными птицефабриками. Они скажут, что нарочно попросили расследователей освободить птичники и развезти кур по приютам. Лишь тот расследователь, который поджег старейший птичник, действовал вопреки их пожеланиям, нарушил противопожарный кодекс и вместе с ним – законы штата. Дилл, которого они всегда ненавидели и которого считали ответственным за экстремизм Аннабел, – вот он и есть поджигатель, скажут они, и вот на него-то они хотят подать в суд. Кроме того, Счастливая ферма Грина выдвинет дюжину обвинений против полицейского отделения города Ала, штат Айова, начиная с противоправного нанесения ущерба и заканчивая незаконным захватом, присвоением и уничтожением девятисот тысяч единиц имущества компании. В итоге они в самом деле получили внушительную компенсацию за расплавленных по Божьему промыслу птиц, во многом благодаря видео, которое смонтировал Джек: сотни тысяч мертвых кур свалены в кучу на асфальтовом покрытии перед церковью. Прокурору города пришлось скрести по сусекам, чтобы выдвинуть хоть какие-то обвинения против расследователей, и в итоге получилось нечто нелепое вроде сопротивления аресту, вождения транспортного средства категории D без соответствующих прав и разбрасывания мусора. Большинство из них отделались условным сроком, общественными работами или штрафом. Несколько месяцев после этого вдоль дорог попадались группы из бывших и действующих расследователей и работников приютов для животных: они подбирали мусор и складывали его в серые пластиковые пакеты, или, стоя на четвереньках, пропалывали лесистую общественную землю разделительной полосы, или рисовали разметку на парковке перед зданием суда. Одного только Дилла обвинили в поджоге, за что он провел двадцать девять дней в тюрьме, дожидаясь заседания суда, после чего обвинение с него сняли: несоответствие его отпечатков следам пальцев, оставленным на канистре с бензином и дверях сарая с оборудованием, то, что он зарекомендовал себя как не склонный к насилию защитник прав животных, а также многочисленные свидетельские показания и превосходный адвокат – все это сыграло ему на руку. К счастью для семейства Гринов, выплата страховки осуществлялась и без обвинительного приговора, достаточно было подачи заявления в суд.

Кливленд и Джейни повезло меньше. Работодатель конфисковал у Кливленд принадлежащий компании телефон, обнаружил на нем фото и видео последних нескольких месяцев и выдвинул против обеих сотрудниц все мыслимые обвинения: нарушение закона “Эг-Гэг”, взлом с проникновением, грабеж, предоставление ложной информации. Джейни приговорили к пяти годам лишения свободы и выпустили через два года, а Кливленд приговорили к десяти и выпустили через четыре с половиной.

* * *

Интересно, чего ей еще от него надо?

В суд он ходил в костюме и при галстуке. В тюрьму по воскресеньям тоже являлся в костюме и при галстуке (субботу, так и быть, отдал этому чмошнику). Надевал костюм всякий раз, когда она ходила отмечаться в полицию после досрочного освобождения, – настоял на том, чтобы ее сопровождать. Вообще во всем этом была задействована целая куча костюмов и галстуков. В костюме он знакомился с семьей чмошника, в новеньком с иголочки костюме был на ее свадьбе, еще один пришлось купить, когда шел в банк переписывать на нее закладную. Один костюм надел в больницу, когда она рожала, еще один – на похороны. Он все сделал, он был отцом, и хоть бы кто спасибо сказал.

Теперь, после всего этого, они снова вернулись в начальную точку: она заперлась у себя в комнате, как в пятнадцать лет. И еду, которую он ей приносил, не ела. Даже свое любимое.

Ну ладно, курицу ей предлагать, конечно, не стоило. Тут он сглупил. Поставил перед дверью прямо в лотке, в котором она продавалась, а рядом – диет-колу, нет, ну правда, раньше она такое очень любила, – постучался и пошел обратно к дивану. Откинулся на спинку – из этого положения было видно, что коробка и напиток так и стоят на полу. Увидел, как дверь немного приоткрылась, оба предмета исчезли. И минуты не прошло, как дверь с грохотом распахнулась, коробка вылетела из комнаты и ударилась об стену.

Да едрена мама! Откуда ему было знать, чего она ест, а чего нет! И какого хрена было швыряться этим в стену?

Ему что, всю жизнь разгребать бардак, который оставила после себя ее мать? Он вообще-то не по своей воле стал отцом. Это она явилась его искать и с тех пор не дает ему ни минуты покоя.

– Ты должна есть! – крикнул он.

В ответ – тишина.

Он позвонил Кливленд и оставил сообщение.

– Не знаю, насколько это тебе интересно, но она тут решила уморить себя голодом!

Он ринулся по коридору, остановился перед дверью.

– Так, дорогуша, с меня хватит. Ты немедленно выйдешь и все это уберешь!

– Да пошел ты! – раздалось в ответ.

Он был так разъярен, что принялся топтать курицу ногами.

Всю дорогу до супермаркета сыпал ругательствами. Взял картофельные чипсы, соленые крендельки и пакетик мини-морковок. Сыпал ругательствами всю дорогу обратно. Осторожно обошел раздавленную курицу, поставил перед дверью бумажный пакет. Рядом приладил бутыль с водой, чтобы эта дурында не померла. Постучался. Ничего.

– Даже не посмотришь, что я принес?

– Отвали! – закричала она.

– Там морковки! – крикнул он, с громким топотом