Из Уфы Флеминг вернулся в Самару, где сел на полный пароход, следующий в Симбирск. В Симбирске он повторил работу, сделанную в Уфе, и посетил местный кинотеатр, где посмотрел фильм Д.У Гриффита “Нетерпимость”, вышедший на экраны в 1916 году. Копия была такой старой и залатанной, что в картине не хватало целых сцен. Ненадолго остановившись в Казани, Флеминг наконец сел на поезд в Москву. Вместе с ним в купе ехали три члена ВКП(б). Они напоили его чаем и спросили, как живется рабочему классу в США. Поделившись с ними сгущенным молоком, Флеминг ответил, что американским рабочим живется гораздо лучше, чем российским. Услышав это, один из попутчиков заверил его, что в ближайшие годы Америку ждет революция. Флеминг сказал, что, когда это случится, он отправит свое состояние в Россию. На этом беседа прекратилась, и русские раскурили махорку[366]. “Махорка, – отметил Флеминг, – это трава, которую русские используют вместо табака. Запах у нее характерный, но неприятный”[367]. Хуже того, его попутчики отказались приоткрыть окно, поэтому всю дорогу им пришлось сидеть в облаке густого дыма. 9 октября, через месяц после начала командировки Флеминга, его поезд въехал на Казанский вокзал Москвы.

Он был рад “вернуться на родину”. Флеминг принялся упорядочивать сделанные заметки, чтобы составить отчет о поездке, обновлять всевозможные схемы и статистические таблицы, проявлять фотографии и общаться с Полиной, которая уже поправилась и выписалась из больницы.

Не стоит также забывать о вечеринках[368]. Розовый дом, где жили руководители АРА, и Синий дом, где разместились многие из почти пятидесяти американцев, работавших в Москве, стали популярными площадками для шумных гулянок, подпитываемых огромным количеством импортного алкоголя и продовольствия – американских сигарет, конфет и деликатесов, недоступных в России, – и молодые американцы до рассвета танцевали фокстрот с русскими сотрудницами АРА. Флеминг погрузился в веселье с головой.

Многие русские женщины принадлежали к старой аристократии. Их семьи были лишены собственности после революции, и во время Гражданской войны им жилось особенно тяжело, поэтому они были благодарны за возможность работать на американцев.

В АРА работали две сестры из княжеского рода Голицыных, Александра и Софья. Их дед долгое время занимал пост городского головы Москвы и открыто критиковал Николая II с либеральных позиций. Также работу получили их кузины, Александра и Софья Бобринские, потомки графа Алексея Бобринского, незаконнорожденного сына императрицы Екатерины Великой и графа Григория Орлова. Александра Голицына радовалась “огромному жалованью”, которое платили американцы, а также возможности получать продовольственные посылки. Когда они с сестрой отправили одну из этих посылок своим родным в Богородицк – усадьбу Бобринских в Тульской губернии, куда многие их родственники бежали во время Гражданской войны, – она произвела фурор. Вся семья собралась у деревянного ящика с нарисованным американским флагом, а потом, когда открыли крышку, расступилась, глядя на сгущенное молоко, американский бекон (которого никто прежде не видел), макароны, рис и сахар в ярких, нарядных упаковках.

Русским нравилось работать на американцев. Кирилл Голицын, еще один молодой кузен сестер Голицыных, писал, что “элегантные и независимые” американцы произвели на него огромное впечатление тем, как свободно держались, без стеснения тратя деньги. Русские прежде не встречали таких людей. Графиню Ирину Татищеву наняли в АРА счетоводом, а затем повысили до секретаря. Ей нравилось общаться с американцами: “Они были очень веселыми и совсем не походили на угрюмых советских чиновников, которыми владел страх”. Соня Бобринская работала секретарем американца Уильяма Резуика. Его переводчиком была “княжна Ирина” – по его словам, “девушка редкой красоты из одного из великих аристократических родов России, всю семью которой во время революции убили крестьяне”. Резуик восхищался энергичностью и бесконечным состраданием Ирины к бедным и несчастным.

Не имея почти ничего, эти “бывшие люди” пытались отблагодарить своих работодателей за гостеприимство. Они устраивали вечеринки в особняке Самариных по адресу Спиридоновка, 18, неподалеку от штаб-квартиры АРА: несколько комнат в мезонине еще не были национализированы и стали коммуной деклассированных Голицыных, Бобринских, Самариных и других молодых аристократов. Американский репортер Эдвин Халлингер, сопровождавший Чайлдса в поездках по зоне голода, посещал многие вечеринки у Самариных. Его поражало, что хозяева могут быть столь заразительно счастливы, когда им приходится жить в таких убогих условиях. Все смеялись, флиртовали и танцевали. Может, революция открыла этой молодежи дверь в ту жизнь, которой не знали их родители? “Среди всего этого рождалась атмосфера свободного товарищества, которая не могла появиться под позолоченными люстрами в роскошных гостиных их предков. Непритворная, искренняя радость напоминала мне о Дальнем Западе Америки”. Молодые женщины в “довоенных платьях” смотрелись “так чудесно, словно просто приехали домой с учебы”. Одна из аристократок сказала Халлингеру: “Я стараюсь держаться на поверхности жизни. Я пять лет была на дне. Теперь я буду поверхностной. Это не так больно”.

Особенно печальной была история Сони Бобринской. Ее отца не раз арестовывали и держали в московской тюрьме ГПУ. Она часто навещала его, передавая ему письма и немного еды. Однажды ГПУ вызвало ее, когда она была на работе. Она сказала Флемингу, что ей срочно нужно уйти, и объяснила, что не знает, когда вернется. Нетрудно представить, как страшно ей было идти в тайную полицию. Ее отец не выжил – он в тот же год умер в тюрьме.

Американцы помогали русским подняться со дна, и русские были им благодарны. Их восхищала американская культура, особенно джаз и фокстрот. Они были молоды и хотели радоваться жизни, проявлять легкомыслие и творить глупости, и потому они отрицали скучное пуританство официальной коммунистической культуры, которая считала веселье буржуазным. Русские и американцы танцевали всю ночь напролет, заводя на граммофонах последние американские пластинки, а затем катались по пустым улицам на автомобилях АРА, пока солнце вставало над Москвой. Американцы увлекались необычными “мадам Баттерфляй”, как называли этих аристократок, и часто их чувства оказывались взаимны. Почти каждый десятый сотрудник АРА женился на русской – Голдер даже прозвал этих женщин “женами голода”. В 1923 году Александра Бобринская вышла замуж за начальника АРА Филипа Болдуина и вскоре уехала из России, чтобы поселиться с его матерью в Италии. Ее младшая сестра Соня в 1924 году вышла замуж за англичанина Реджинальда Уиттера, после чего они тоже покинули Россию. Не все союзы оказались счастливыми. Одна русская женщина из АРА уехала из России с англичанином, но затем узнала, что он не собирался жениться на ней, а взял ее в любовницы. Опустошенная его предательством, она покончила с собой.