Ладно. Сейчас я это скажу. Кажется, мой секрет тоже слегка «экземпляр».

Я тут выкроила время, чтобы все обдумать. Хотя на самом деле кругом, куда ни глянь, и так было одно сплошное время. До самого горизонта. Я снова и снова прокручивала все в голове, вертела так и сяк, смотрела под разными углами, пока не начало казаться, что прошлое уже само на себя не похоже.

Чем дольше я перебирала воспоминания о нем, тем больше они горчили. Его поведение не выдерживало пристального рассмотрения. И мое тоже – причем даже если закрыть глаза на явные ошибки, вся ситуация в целом выходит настолько странная, что непонятно, как она вообще возникла. Взять хотя бы то, что он меня намного старше. Это для начала. А еще то, что я была в школьной форме, когда мы впервые поцеловались. В школьной форме – и он отлично понимал, что это означает. Странно как-то. Даже ненормально, я бы сказала.

Когда мы познакомились, мне было четырнадцать. Когда поцеловались – пятнадцать. И он прекрасно это знал. Он вообще прекрасно знает, кто я.

Он очень привлекательный. Я хочу сказать, красив как черт. Роскошен до умопомрачения. Короче, все при нем. И в отличной форме – это сразу ясно, по тому, как он себя держит, весь такой высокий, уверенный.

И с какого перепугу такому красавчику понадобилась пятнадцатилетка? Если бы он хотел развлечься по-быстрому, то мог бы получить кого угодно получше меня. Вокруг него столько взрослых, опытных женщин – выбирай не хочу. А может, он просто всех уже перепробовал? Методично шел вниз по списку, пока там одни подростки не остались? Ладно; на самом деле я так, конечно, не думаю. Хотя, может, мне просто хочется думать иначе? Приятно быть единственной и неповторимой, так ведь? Приятно быть для кого-то особенной, чувствовать себя предметом мечтаний, а не просто очередным номером в шеренге. Я все думаю и думаю, поворачиваю это то одним боком, то другим, разбираю на части и складываю обратно. И чем дольше я размышляю, тем грязнее оно становится.

Он первый начал. О да, Эми, это по-взрослому! И всетаки – он это начал. И за этим явно что-то кроется. Другое дело, если бы я сама за ним охотилась – наряжалась, красилась, чтобы казаться старше, изобретала всякие хитрости. Если бы мы встретились при других обстоятельствах. Но тут охотником был он. И все первые шаги тоже сделал он.

Начиная с того дня, когда повернулся ко мне и заговорил, пока в комнате никого не было. Да, тогда-то все и началось. Он сидел слишком близко. И смотрел слишком долгим взглядом. Надо было извиниться и уйти или хотя бы элементарно отодвинуться, но я этого не сделала. Я осталась – и не только потому, что он был роскошен до умопомрачения, как я уже говорила; примешалась и вежливость, и почтение к старшим – если спрашивает взрослый, нужно отвечать.

Я поняла: все эти рассуждения на самом деле ведутся для самоуспокоения. Я просто пытаюсь как-то выкрутиться, хотя правда в том, что нужно было прекратить все это, пока не стало слишком поздно. Да, он не должен был меня целовать, но зачем я ответила на поцелуй? Почему получала удовольствие, вместо того чтобы расстроиться и почувствовать отвращение?

Не нужно было ему так трогать мою юбку. И водить так пальцем по спине. А мне – нестись потом домой с улыбкой до ушей, запираться в комнате и валяться в кровати, ухмыляясь, как Чеширский кот, и без конца прокручивая все это в голове, как порнуху.

Вообще нельзя сказать, чтобы он был такой уж развратный. Однажды он подвез меня домой – и ничего, хотя в машине можно было делать со мной все, что угодно. Он мог бы распустить руки на кухне, пока никто не видит, или отвезти меня потом не домой, а в другое место, но ничего такого не было. Он ласково успокоил меня, вытер слезы и отвез домой. И самое ужасное, самое тошнотворное заключается в том, что я всю дорогу хотела, чтобы он воспользовался ситуацией, и заранее мечтала о следующем разе. Я уже тогда понимала, что ухвачусь за эту возможность обеими руками, и плевать мне на то, что правильно, а что нет.

Если он «экземпляр», тогда кто я?

Она давно собиралась съездить туда, где нашли Эми, но все время откладывала. Пора было наконец с этим разобраться. Это место, оптимистично именуемое «парком», не понравилось ей с первого взгляда. Устрашающе высокие деревья сгибались под яростными порывами ветра. Ночью выпала роса, и объемные тяжелые капли сверкали в паутине и вжимали в траву опавшие листья.

Бодрящее субботнее утро; еще совсем рано, но толпы китайцев с детьми уже собирают первые сладкие каштаны. Как роботы, вынимают из колючих зеленых скорлупок коричневые кругляшки и складывают в пакеты.

Как роботы? Типичный пример ничем не обоснованного расизма, который периодически просачивался из ее матери.

Каштаны росли в Кенте на каждом шагу, но нагибаться за ними было «неприлично». «Еду с пола не поднимают», – процедила мать, застукав маленькую Алекс за распихиванием каштанов по карманам.

Едва она проснулась, как навалились мысли о вчерашних открытиях. А в этом мрачном месте, под затянутым тучами небом, они давили еще больше.

Поездка к Полу Уилеру окончательно сбила ее с толку. Он был не так прост и явно о чем-то умалчивал.

В рассказе о «парне постарше» есть хоть капля правды, или это выдумано для отвода глаз? Может, Пол Уилер как раз и есть тот самый парень?

Невозможно было поверить, что Пол совершил сексуальное преступление над собственной дочерью, да еще так умело замел все следы. Невозможно – с какой стороны ни взгляни. Самые большие вопросы вызывало отсутствие гематом на интимных частях тела – признак того, что насилия не было. Она уже чуть не вынесла оправдательный приговор, но одно вероятное объяснение все же нашлось, хоть и мерзкое. И у него даже было название. Генетическое сексуальное влечение.

Термин уже настолько устоялся и вошел в повседневную жизнь, что его начинали сокращать до трех букв: ГСВ. И эти три буквы означали возможность возникновения страстной любовной связи между Полом Уилером и Эми Стивенсон. Накануне, изучая литературу, она то и дело ощущала рвотные позывы от одной мысли об этом.

Оказалось, что генетическое сексуальное влечение часто возникает между близкими родственниками, которые впервые встретились лишь во взрослом или подростковом возрасте. Братья и сестры, отданные на усыновление; кузены и кузины, выросшие вдали друг от друга; родители и дети, которые не были знакомы раньше… Случалось даже, что отец и дочь узнавали о родстве уже после свадьбы и рождения детей. Если родственники были очень похожи, – читала она, сглатывая щекочущий комок в горле, – отношения между ними складывались особенно страстные. Перед глазами возникли блестящие изумрудные глаза Пола. Она представила его пятнадцать лет назад: высокий, привлекательный, смотрит сверкающим взглядом в глаза Эми – точную копию своих. И конечно, болтает, хотя на фоне их необъяснимого взаимного притяжения слова перестают иметь какое-либо значение. Притяжения, которое, возможно (хоть и маловероятно), привело Эми сюда, в это мокрое, холодное никуда.