Ты моргаешь, не в силах вспомнить, как здесь очутился, но ты снова в желтой спальне. Ты стоишь перед окном. Ты раздергиваешь занавески и неловко поднимаешь шторы. Луне на небе недостает дольки, но она все равно большая и яркая. Ты садишься на кровать и смотришь на нее. Затем ты встаешь и смотришь вниз на Дортуар, и он не так далеко, как ты предполагал, и в лунном свете ты хорошо видишь, хорошо видишь всё. Ты смотришь на мраморный вход с пересохшим фонтаном, и из стеклянных дверей Дортуара выходит Анна. Она пятится задом, таща за собой каталку. На каталке лежит кто-то, накрытый простыней. Анна разворачивается; ее руки не дают тебе разглядеть лицо человека на каталке. Ты видишь их с трудом, потому что они маленькие под большой луной, потому что до них гораздо дальше, чем ты думал.

* * *

Ты не спишь, сидишь в темноте на краю кровати, опустив ноги на паркетный пол, и ты плачешь. Ты слышишь громкие шаги Анны, на лестнице, в коридоре, затем в твоей комнате. Свеча догорела, а лунного света, проникающего в окно у тебя за спиной, недостаточно.

Ты спрашиваешь, снова и снова: «Кто я, кто?» Спрашиваешь снова и снова: «Кто лежал на каталке?»

Анна стоит посреди комнаты, обхватив себя руками за плечи.

– Что стряслось? – спрашивает она.

Ты рассказываешь ей о том, что видел, но ты понимаешь, что у тебя получается плохо, и твой голос звучит где-то далеко, далеко в стороне.

Анна говорит: «Тсс!», и «Нет», и «Это тебе приснилось», и «Это все из-за твоей лихорадки», и «Это был бред», и «Галлюцинация», и «Вот почему все казалось таким реальным», и «Никакого зеркала в ванной нет, завтра сам сможешь убедиться». Она не отвечает на твой вопрос «кто лежал на каталке». Анна укладывает тебя на кровать и накрывает одеялом.

Ты просишь ее остаться, но она уходит. Закрывает за собой дверь и запирает ее на ключ.

Анна окликает тебя по имени и ласково трясет за плечо.

Комната залита светом, и желтые стены кажутся злыми. Каждый твой вдох отзывается глубоко в груди хрипом, а выдох звучит свистящим сипом.

– Доброе утро. Понимаю, тебе нехорошо, но мы должны спуститься вниз и сесть за стол, а потом ты сможешь отдохнуть. Идем. Мы уже почти закончили.

Анна усаживает тебя на кровати, закидывает твою правую руку себе на плечо и поднимает тебя на ноги. Утреннее солнце усиливает желтый цвет; стены сияют, и свет превращается в опьяняющий туман, сбивающий с толку. Ты не хочешь покидать эту комнату. Ты мог бы оставаться здесь вечно.

Вы вдвоем медленно идете по коридору, затем спускаетесь по лестнице, по ступеньке за раз, с паузой. Ты хочешь попросить показать тебе ванную, чтобы узнать, есть ли там зеркало, или на стене пустое место там, где оно должно быть, но уже слишком поздно. Подняться по лестнице наверх ты уже не сможешь.

Анна опускает тебя на стул за столом. Твоя голова не держится на шее, падает на грудь, и ты, возможно, засыпаешь или отключаешься, но когда ты приходишь в себя, ты ощущаешь боль на тыльной стороне левой руки.

– У тебя сильное обезвоживание, и я ввожу тебе жидкость внутривенно, – говорит Анна. – Это поможет лучше, чем просто стакан воды.

По всему предплечью разливается холод. Вскоре ты уже можешь поднять голову и оглядеться вокруг. Рядом с тобой стоит стальной штатив, на нем висит прозрачный пластиковый мешок с прозрачной жидкостью, и тонкая трубка соединяет мешок с твоей рукой. На кухонном столе лежит толстая черная тетрадь, в корешок вставлен карандаш.

– _____? Ты меня слышишь? Тебе стало получше?

– Я здесь, – отвечаешь ты.

Ты в коричневом доме, в копии: это ты помнишь. Тебе больно говорить, и голос это не твой. Тебе не нравится то, каким он стал.

Анна отодвигает тетрадь от тебя на противоположный край стола.

– Нам с тобой нужно поговорить, _____, – говорит она. – Это самый важный разговор, какой у нас был – какой у нас будет. Пожалуйста, держи в голове все, что ты помнишь, и все, что ты узнал о себе, о том, кем ты был и кто ты теперь. Ты добился очень хороших результатов за короткий период времени. Я горжусь твоими достижениями, но ты должен оставаться сосредоточенным в течение всего разговора и не отвлекаться. Ты должен оставаться собой в рамках параметров, которые будут обсуждаться. Ты не должен больше спрашивать у меня о прошлой ночи и предыдущих тридцати днях. Пожалуйста, _____, мне нужно, чтобы ты это сделал. Для меня.

– Потому что мы партнеры?

– Да. Потому что мы партнеры в самом священном смысле этого слова. Я оставлю тебя здесь одного, пока сама переоденусь, но меня не будет всего несколько минут. Не вставай, не двигайся. Это также очень важно, потому что вот так – ты сидишь один за столом – я хочу тебя найти. Так я тебя найду. Так это начнется.

Анна уходит. Ты кашляешь, этот звук просто ужасный, и ты понимаешь, что у тебя в груди все разорвано. Ты смотришь на иголку, воткнутую в руку, и на отходящую от нее трубку. Ты представляешь себя, того, которого видел в зеркале вчера ночью, представляешь, будто ты всегда сидел здесь, на кухне, и ждал возвращения Анны. Ты пытаешься строить догадки, что она тебе скажет и что ты скажешь ей.

Анна возвращается. На ней фланелевая рубашка и синие джинсы. Она кладет тетрадь на пол, так, чтобы ее не было видно. Закрывает глаза, дважды глубоко вздыхает и начинает.

– Что ты там делал? Тебе следовало оставаться в кровати.

Ее тон изменился. Отношение к тебе становится другим. Ты видишь это по ее позе, по широко раскрытым глазам, по нервно дергающимся рукам.

Ты не знаешь точно, кто ты, кем должен быть. Ты не знаешь, что должен говорить.

– Было слишком жарко, – наугад говоришь ты. – Я захотел выпить воды. Я…

– Голос у тебя ужасный, _____.

– Я чувствую себя так же ужасно, как звучит мой голос.

– Тебе нужно вернуться в Комплекс. Там я смогу лучше о тебе позаботиться.

– Нет, я не вернусь. Ни за что. – Ты вспоминаешь, как проснулся в той комнате и что это было, и понимаешь, что больше никогда не хочешь испытать это снова. – Ты не поместишь меня в ту комнату и не оставишь одного…

– Прекрати, я от тебя никуда не уйду. Но если ты останешься здесь, ты не поправишься.

– Я не поправлюсь и если вернусь туда.

– Мы должны попробовать. Мы должны что-нибудь попробовать! Я не могу просто сидеть и смотреть, как ты умираешь.

Ты молчишь, не зная, что сказать, не зная, чего ждет от тебя Анна. Ты пытаешься представить, что твое лицо не то, какое ты видел вчера в зеркале, а другое, из видео, из твоих воспоминаний.

– Ну хорошо, я не хочу, но так уж и быть, если ты очень этого хочешь, я пойду.

Анна качает головой, выходя из эмоционально напряженного аффекта. Криво усмехнувшись, она прикладывает ладонь к губам и шепчет: