висевшей на стене, а мне казалось, что это картина была больше похожа на то, что маленькому ребенку дали краски, кисть, холст и разрешили творить, что ему вздумается. Вот он и наляпал.

— Ярослав, Яночка, как я рад вас видеть! — к нам подошел мужчина средних лет. Он и являлся тем самым большим ребенком, который изобразил всю эту красоту.

— Для нас большая честь находиться здесь сегодня, — с довольной улыбкой проговорил Ярослав, а я только с удивлением посмотрела на него. Он редко когда мог удивить меня, как, например, сейчас.

После недолгого разговора Ярослав попросил побыть меня одну несколько минут, пока он с хозяином этой выставки решает какие-то важные рабочие моменты. Я была не против немного побыть в одиночестве. Взяла бокал сока с подноса официанта и пошла гулять между картинами, безэмоционально рассматривая их.

Несмотря на то, что беременность украшала внешне и эмоционально, но вот возникали такие проблемы, как отеки. Да и в последнее время стало тяжело долго стоять на ногах. А если взять в расчет, что сейчас на мне были туфли, пусть и на невысоком каблуке, становится понятно, что ноги гудели от усталости.

Пройдя в соседний зал, где был фуршетный стол, я выхватила взглядом небольшую барную стойку, около которой стоял один-единственный барный стул. Подойдя к нему, быстро забралась на него и с облегчением вздохнула.

— Чего желаете? — на той стороне барной стойки активизировался молодой бармен.

— Воды, пожалуйста.

Парень кивнул, а я обернулась к залу и немногочисленному количеству присутствующих. Мне скорее хотелось уехать отсюда. А еще я помнила, что Ярослав хотел показать какой-то сюрприз, к которому готовился уже практически месяц.

— Вода, — бармен отвлек от разглядывания толпы и поиска Ярослава.

— Спасибо, — поблагодарила парня и отпила немного из стакана. Мне показалось, что у воды был слегка заметный горьковатый привкус. Но быстро отмахнулась от этого, потому что уже не первый день замечала, что мои вкусы заметно изменились. Когда я выпила практически весь стакан воды, то ко мне уже подошел Ярослав.

— Вот ты где! А я уже обыскался тебя.

— Если ты все, то я не против отсюда уехать. Голова что-то разболелась.

— Да, я уже решил все, что мне нужно. Подождешь еще несколько минут, я схожу, попрощаюсь с Филиппом? Скажу, что мы уходим.

— Хорошо. Я на улице тебя подожду, ладно?

— Только далеко никуда не уходи.

Ярослав помог мне слезть с высокого стула и, проводив меня взглядом до входной двери, пошел искать художника. Стоило выйти на улицу и сделать глубокий вдох, как голова закружилась с новой силой, а головная боль увеличилась в десятки раз. Вокруг никого не было. Даже толпа журналистов разошлась. На парковке виднелись только машины. Нашего с Ярославом водителя еще не было. Я сделала несколько шагов в сторону, отходя от двери, и плечом прислонилась к стене, чувствуя, как силы покидают меня и стоять становится трудно. Тут же свое место взяла паника. Со мной еще никогда такого не было. А когда я попыталась снова набрать в легкие воздуха, то сознание куда-то резко стало уплывать, и я полетела вниз. Только вот удара не последовало. Я почувствовала, как меня подхватили сильные руки. И это не были руки Ярослава, потому что от этого мужчины пахло потом и горечью сигарет. От этого запаха замутило. Но я больше ни о чем не успела подумать. Темнота поглотила меня.

Мне снился снег, несмотря на то, что на улице был конец марта и дни стояли аномально теплые. Хотела повернуться, но спина так сильно затекла, что трудно было пошевелиться. Голова ужасно раскалывалась, и создавалось такое ощущение, что еще немного и она просто лопнет. Во рту все пересохло, а нос постоянно ощущал запах плесени, сырости и грязи.

Я попыталась открыть глаза, но с первой попытки этого не получилось сделать. Только раз на пятый смогла принять вертикальное положение. А когда открыла глаза, не сразу поняла, где нахожусь. С трудом сев, только сейчас смогла рассмотреть, что все это время лежала на тонком ватном матрасе, лежавшем на полу. Обернувшись и рассмотрев, где нахожусь, я даже сперва подумала, что это подполье нашей дачи. Только вот как я могла там оказаться? Напрягая память, вспомнила, что была с Ярославом на выставке, а потом он пошел попрощаться, а я вышла на улицу. Потом темнота. И вот, проснулась.

Я перевела взгляд на лестницу, ведущую наверх, и тут же открылось творило, и в нем показался мужчина. Несмотря на свои габариты, он ловко спрыгнул на лестницу и, держа в руках поднос, спустился вниз. Я все это время молчала и рассматривала своего похитителя. Поднос он поставил около моих ног. На нем стояла алюминиевая кружка с водой, такая же тарелка с какой-то серой массой и старенький кемпинговый фонарь.

— Кто вы? — чуть слышно проговорила, но мужчина ни слова не сказал, а только развернулся и молча пошел на выход.

Когда за ним захлопнулось творило, только сейчас я заметила, что меня всю трясет. И скорее дрожь в теле вызывала не прохлада, царившая в подполье, а страх, сковавший с ног до головы. Я покосилась на поднос и взяла с него только кружку. Могла бы этого не делать, но пить хотелось ужасно. Принюхавшись к воде, не нашла посторонних запахов и сделала несколько глотков. Отставила кружку снова на поднос и задумалась. Кто же это мог быть и что теперь со мной сделают?

Кто этот мужчина? Похититель? Ему нужны деньги? Если так, то я надеялась, что недолго пробуду в этом подполе, и меня скоро отпустят. Было нетрудно догадаться, что Ярослав будет носом рыть землю, чтобы найти меня. Больше всего беспокоилась о том, что с ребенком может что-то случиться. Моя нервозность, холод и такое питание ничего хорошего не смогут принести. А главное, чтобы меня не трогали.

Сколько уже прошло времени? Как долго валялась без сознания на этом грязном матрасе? Я вспомнила, что в нашем подполье, где мама хранила закрутки на зиму, были небольшие окошки для проветривания. На зиму их закрывали тряпками, а весной убирали, чтобы проветрить. Я тут же встала и начала рассматривать стены. Подполье было неглубоким, в высоту едва ли был больше ста семидесяти сантиметров. Освещая тусклым светом старую кирпичную кладку, все же нашла, что искала. А вот чтобы достать из окошка какую-то прелую тряпку, в которую была закручена не первой свежести вата,