— Надеюсь, у вас есть Достойное объяснение тому, что мы расположились над предметом нашей охоты? Потому что обыч­ная практика в таких случаях предполагает нахождение в пря­мой видимости.

— Я в курсе, — мягко ответил он.

— Значит, вы сознательно действуете вопреки рекоменда­циям министерства? — Она поймала себя на мысли, что раз­говаривает тоном сварливой торговки, и это ей не понравилось.

— Получается, что так.

Корсет Элизы позволял ей сидеть только прямо и никак иначе. Если бы она могла, она бы сейчас развалилась в своем кресле и уставилась на него.

Черт побери, а теперь начал играть оркестр.

— Итак, что мы будем делать? — Голос ее показался недо­вольным даже ей самой.

— Сейчас, — с явным удивлением ответил Букс, — мы бу­дем ждать.

— Ага. — Свет в зале стал гаснуть. — Очаровательно.

Ничего очаровательного тут не было, и она это четко пони­мала. В конце концов, это же была опера.

Вкус к опере воспитывается с годами, и не бывает двух одина­ковых постановок. Помимо главных основ искусства, опера предлагает самые разнообразные возможности как для визу­ального, так и для слухового восприятия. Опера Моцарта не может вызвать такой же эмоциональный подъем, как, на­пример, опера Пуччини; и в то время как музыка Бизе отли­чается очарованием и сочностью оттенков, очень немногие композиторы могут передать эпическую грандиозность так, как это удавалось Вагнеру. То же самое с Верди и его оперной интерпретацией истории о человеческом тщеславии, написан­ной Шекспиром. Под аккомпанемент захватывающих арий, мощных вступлений хора и исполнений в манере стаккато по­вествование о приходе Макбета к власти и его падении про­изводит еще более зловещее впечатление за счет запоминаю­щихся мелодий, сопровождающих появление ведьм, а также пророческих предсказаний призраков и злых духов.

Когда глаза Веллингтона оторвались от сцены, где Макбет и его жена разрабатывали план убийства семьи Макдаффа, и он взглянул на свою единственную компаньонку по ложе но­мер пять, на лице его расплылась широкая улыбка. Создава­лось впечатление, что агент Элиза Д. Браун уже готова бро­ситься с их эксклюзивных мест головой прямо в публику.

— А знаете, что стало бы замечательным дополнением к это­му спектаклю? — спросила она; ее раздражение и разочаро­вание буквально сочились из-под последних клочьев маски приличия. — Динамит. О-очень много динамита.

— Мисс Браун, — укоризненно ответил Веллингтон, изо всех сил пытаясь скрыть свое удивление. — Не забывайте, что мы находимся здесь ради королевы и родины. Помните о стоящей перед нами задаче. А кроме того, — добавил он, слегка откинув голову назад и отклоняясь на спинку своего кресла, — ведь это апофеоз культуры. Изысканное зрелище для изысканного вкуса.

— Это опера, приятель! — вскипела Браун. Несколько мгновений она молча смотрела на сцену, потом проворчала: — Я достаточно хорошо знаю шотландцев и прекрасно понимаю, что, если группа мужчин идет через болота, визжа, как вся эта ватага, все это кончится тем, что в Англии их расшвыряют, как деревянные чурбаки во время шотландских народных забав по метанию бревен.

Когда на сцене начал затягиваться занавес, из зала разда­лись поначалу сдержанные аплодисменты. Веллингтон присо­единился к ним, а затем взглянул на Элизу. Та внимательно рассматривала ногти на своих пальцах.

— О, сделайте над собой легкое усилие, — произнес он, перекрикивая овации.

— Я не хочу поощрять такие поступки, — ответила Элиза, вновь обратив свой незаинтересованный взгляд на сцену, где сменившиеся декорации уже изображали холмы Шотландии. Она тяжело вздохнула и прошептала: — Я по-прежнему несколько сбита с толку по поводу того, чего именно мы дожидаемся.

— Мы ждем одну из основных констант нашего мира, мисс Браун, — заверил ее Веллингтон. — В конце каждой оперы наступает грандиозный финал, где музыка постепенно пере­ходит в крешендо, развитие сюжета и темп так же постепен­но повышаются до пика драматического напряжения, и этот момент ожидания...

— Велли, вы сейчас говорите об опере или о сексе?

Следующие слова застряли у него в горле. Для женщины с изысканным вкусом и внешне утонченной Элиза могла быть поразительно грубой.

Внезапно оба они услышали какой-то скрежет, и Веллинг­тон, прищурившись, подозрительно взглянул на нее.

— Это не я! — решительно прошептала Элиза.

Звук повторился, на этот раз не так громко, но все так же скри­пуче. Веллингтон с Элизой дружно посмотрели на публику, чье внимание сейчас было приковано к началу четвертого акта. Остальные этого легкого потрескивания явно не слышали. Веллингтон взглянул на Элизу, теперь уже кивнув в сторону ло­жи, расположенной под ними; в этот момент музыка немного затихла, и снова раздалось легкое приглушенное громыхание.

В ложе Феникса кто-то храпел.

Чей-то голос снизу громко прошептал:

— О господи...

— Да, отец всегда жаловался на этот храп, — послыша­лось в ответ. — Помогите мне оттащить ее назад. Иначе она привлечет к себе внимание.

Веллингтон встал и разгладил несуществующие складки на своем фраке. Элиза внимательно следила за ним, когда он раз­вязал шнур занавесок, отчего большая часть сидений в их ложе погрузилась в тень. Он предложил ей свою руку, и она удив­ленно подняла бровь. Для супружеской пары, какую они из себя изображали, опускание занавесок в ложе во время спектакля обычно означало, что кому-то неинтересно то, что про­исходит на сцене, и этот кто-то решил развлечь себя другим — со всей осмотрительностью, разумеется.

«Я всего лишь играю свою роль для сохранения иллюзии, — с ухмылкой подумала Элиза, подавая ему свою руку в кружев­ной перчатке. — Все это ради королевы и страны». Теперь они вместе скрылись в тени своей эксклюзивной ложи.

— Вы готовы? — прошептал он, наклоняясь вниз и прота­скивая между ними свой чемодан.

— Готова? К чему, собственно говоря?

Щелкнули замки, верхняя часть чемодана отделилась и от­кинулась назад.

— К применению современной техники в оперативных целях.

Музыка снова начала набирать темп, и это послужило сиг­налом для Веллингтона. Из внутреннего кармана фрака он из­влек набор медных ключей, один из которых протянул Элизе.

— По моей команде, — сказал он, вставляя свой ключ в ближайшее отверстие. Голова его слегка дергалась в такт музыке. — Элиза, вставьте — ключ — в замочную — сква­жину — пожалуйста...

Она быстро сунула свой ключ на место и замерла. Подклю­чались все новые голоса, набирали силу скрипки. Дождавшись нужного момента в ритме музыки, Веллингтон резко кивнул Элизе. Их ключи одновременно повернулись, и тут — как и рассчитывал Веллингтон — в полную мощь грянули духо­вые инструменты, голоса людей и струнные уступили место тромбонам и трубам. Этот «призыв к оружию» от оркестра успешно заглушил шипение пара, вырвавшегося через два вы­пускных клапана. В призрачном свете, отражавшемся от двух стеклянных шаров, в которых пульсировала жизнь, Веллинг­тон четко видел любопытство в ее улыбке. Теплого янтарно­го сияния, освещавшего аппарат, было достаточно, чтобы раз­глядеть небольшую панель управления, прижатую к часовому механизму, и две длинные катушки с цилиндрами, располо­женные по разным сторонам хитроумного устройства. Одну из этих катушек Веллингтон протянул Элизе.