В областях «старого рейха», то есть на территориях, которые поляки аннексировали в 1919 году, фольксдойче действительно предприняли несколько попыток сопротивления. Происходило это, как правило, после того, как части Красной Армии углубились в Германию. В феврале 1945 года крайсляйтер прусского городка Цемпельбург был убит польскими партизанами, когда пытался с группой диверсантов проникнуть за советскую линию фронта. Сам город был взят Красной Армией 27 января. При его штурме было множество жертв среди мирного населения, так как крайсляйтер запретил проводить эвакуацию, считая это проявлением «пораженческих настроений». В Верхней Силезии несколько подростков из гитлерюгенда скрылись от эвакуации, чтобы начать партизанскую войну, когда приблизится Красная Армия. В той же местности, в городке Биаль, в марте 1945 года была подожжена местная фабрика. Пламя удалось погасить, диверсантов захватили в плен. Они были расстреляны без суда и следствия как «вервольфы». Однако это были единичные случаи. В собственно немецких областях, доставшихся Польше, Красной Армии пришлось столкнуться с куда более серьезными проблемами. Восточная Пруссия расценивалась в советской прессе не иначе как «бандитское гнездо немецких землевладельцев». Национал-социалистическое сопротивление здесь никогда не было условностью. Здесь традиционно были сильны «партизанские настроения». Вспомнить хотя бы такой факт: в 1920 году Восточная Пруссия была единственной областью, поддержавшей путч Каппа-Лютвица. Если же принять во внимание, что здесь в 20-х годах были сильные праворадикальные группировки, что именно здесь национал-социалисты впервые получили массовую поддержку, то можно осознать общий политический климат в этой немецкой области. С другой стороны, в начале 1945 года даже самые преданные национал-социалисты были ошеломлены скоротечным бегством офицеров СС и партийных служащих (включая гауляйтера Коха). Подобные действия вряд ли способствовали общему воодушевлению и созданию широкого национал-социалистического сопротивления. Подобные оценки разделялись и советскими газетами. В одном из номеров «Известий» сообщалось, что жители Восточной Пруссии были подавленными, но в то же время приводилось замечание, что они наверняка продолжали сочувствовать нацистам. Это не было журналистским преувеличением. Отряды НКВД, работающие на востоке Пруссии, множество раз натыкались на нацистских партизан, банды подростков, диверсантов и армейских разведчиков. Все они без проблем находили убежище и пытались слиться с массой мирных жителей. Сами гражданские лица не раз арестовывались за то, что в их домах находились целые склады оружия.

В конце января 1945 года 3-й Белорусский фронт приблизился к столице Восточной Пруссии, городу Кенигсбергу. Тут же стало возникать множество проблем. В ближайших предместьях города красноармейцев множество раз обстреливали из рощ и заброшенных домов. В одном случае были захвачены в плен два немецких офицера, в другом пожилой фольксштурмист, в третьем — казавшиеся безобидными женщины. Все они отстреливались до последнего патрона. 28 января около Нойхаузена во время продвижения по советскому тылу пропал без вести артиллерийский майор Санков. Его тело было найдено несколько дней спустя. При осмотре сразу же бросилось в глаза, что из планшета и карманов пропали секретные документы, в том числе приказы штаба и список секретных кодов. Подозрения сразу же пали на «вервольфов». Или другой пример: в феврале 1945 года в окрестностях Шрайбурга несколько грузовиков с провиантом попали в засаду. Немецкие партизаны оказались неплохо вооруженными. В их распоряжении были не только гранаты, ной несколько огнеметов. После этого нападения в окрестности Шрайбурга был послан отряд НКВД, который при прочесывании местности натолкнулся на «вервольфов». Завязался бой. Большинство нацистских партизан погибло от мощного взрыва, когда одна из пуль попала во взрывчатку, несколько килограммов которой хранилось в тайнике. Отряд «вервольфов» оказался небольшим — всего семь человек. Именно после этого инцидента в «Красной звезде» стали появляться заметки, призывавшие красноармейцев к повышенной бдительности.

Восточная Пруссия стала той территорией, на которой «вервольфы» впервые применили тактику массовых отравлений. Ее результатом стали многочисленные смерти. Когда части 3-го Белорусского фронта вошли в Восточную Пруссию, на их пути стали часто попадаться склады с отравленным ликером, шнапсом и продовольствием. Одна группа советских солдат нашла емкость, содержащую напиток, который на запах напоминал шнапс. Один красноармеец рискнул выпить его. После того как с ним ничего не произошло, его примеру последовали и другие. Сразу же отмечу, что немцы потратили долгое время, экспериментируя с различными ядами, чтобы добиться именно этого эффекта: не моментальная реакция, а медленное воздействие яда. Все семнадцать красноармейцев, попробовавших этот напиток, скончались в течение двух суток. Подобная судьба ждала трех других советских солдат, которые нашли в подвале одного из домов ящик с вином. Два дня спустя они были госпитализированы с признаками острого отравления и скончались уже в лазарете. В другом случае алкоголь, найденный солдатом, достался лейтенанту. Вино было выпито во время встречи с другими офицерами. Несмотря на своевременную медицинскую помощь, все скончались. О подобных инцидентах сообщалось в штаб 24-й бронетанковой бригады. В ней за короткий период времени потери от отравления составили около десяти офицеров. Вне всякого сомнения, подобные отравления были частью заранее разработанной тактики «вервольфов». В Лайдау советский патруль задержал членов немецкой «специальной команды», когда те отравляли запасы продовольствия, находившиеся на одном из складов города. Все диверсанты были тут же расстреляны. Во многих случаях офицеры частей 3-го Белорусского фронта посылали найденный алкоголь и продовольствие на анализ. Во всех подозрительных случаях вердикт советских химиков был одинаковым — пищевые продукты были отравлены. В одной из полковых газет появилась такая заметка: «Не имея возможности остановить победоносного наступления Красной Армии, немецкие скоты прибегают к самым ужасным и отвратительным методам ведения войны — они отравляют воду, продовольствие и алкоголь. Немецкие монстры полагают, что если они преуспеют в устранении наших солдат и офицеров, то они нанесут урон Красной Армии и ослабят ее…. Всегда помните об этой опасности! Мы не хотим дать презренному врагу даже малейшего шанса отравить наших людей».

Советское руководство предполагало, что немецкое население Силезии будет более дружественным (или, по крайней мере, более покорным), нежели жители Восточной Пруссии. Хотя никогда не стоило забывать, что Силезия (в особенности Нижняя, граничившая с Польшей) была нацистской «цитаделью». Здесь, как и во всей Германии, можно было столкнуться с проявлением враждебности — на красноармейцев нападали из засад; в окна домов, где останавливались офицеры Красной Армии, залетали камни, а иногда и гранаты. Вообще-то с наибольшей враждебностью Красная Армия столкнулась в Верхней Силезии. Что было само по себе удивительно, так как этот район был населен шахтерами-католиками. В железнодорожном городке Шоффетс было задержано несколько немцев, которые пытались забросать советские казармы гранатами. В Брайтенмарке отравленными оказались колодцы с питьевой водой. После проверки советские врачи установили, что токсины содержались во всех продуктах и алкоголе, находившихся на местном складе. В Заблатче 19 февраля местные жители подбили из «панцерфауста» советский танк. В маленькой деревне около города Милич, в Нижней Силезии, 31 января 1944 года был убит польский солдат, когда пытался найти подходящие дома для размещения своей части. Но и здесь нельзя было говорить о широком партизанском движении. Когда в тыл Красной Армии была заслана специальная группа, которая должна была установить реальные масштабы деятельности «вервольфов» и засвидетельствовать «преступления Красной Армии», творимые на оккупированных территориях, то ее командира ждало немалое разочарование. В своем отчете он писал: «Мы не должны рассчитывать на сопротивление мирных жителей». Выходя из щекотливой ситуации, офицер-разведчик объяснял подобную пассивность «русским террором».