– У, душегубец!

Андрею это все надоело, и он уж было надумал уйти. Зачем ему выслушивать домыслы жутковатой старухи?

– Ладно, дам тебе зелья, – вдруг смягчилась она. – Тебе как – чтобы побыстрее подействовало, или не сразу?

– Не сразу.

– Подозрения от себя отвести хочешь?

– Да хоть бы и так!

Старуха полезла за печь и достала малюсенький горшочек, перевязанный на горлышке грязной тряпицей.

– Бери. Несколько крупинок в кружку бросить надо. Вкус от этого не изменится. Подействует через седмицу.

Ага, Андрея это устраивало.

– Сколько с меня?

– Две копейки.

– Недорого чужую жизнь ценишь! – усмехнулся Андрей.

– Не я душегуб – на тебе грех будет! – отмахнулась старуха.

Андрей отдал ей медяки.

– А если не поможет?

– А ты допрежь на себе испробуй, – хихикнула старуха.

Да, юмор у нее своеобразный…

Выйдя от старухи, Андрей с облегчением вдохнул свежего воздуха. Вспомнил историю. Боярина Михаила Шемяку тоже пытался отравить повар по фамилии Поганка. Может, у старухи это не прозвище, как можно было подумать, а родовая фамилия?

До вечера было далеко, и Андрей постоял, раздумывая. Через несколько дней деньги иссякнут. Он решил сегодня же ночью подсыпать отравы в бочки к водовозам. А дальше? Дальше уходить надо в Великий Новгород. В Москве делать ему нечего, а на дорогу деньги можно взять у Егора, что в немецкой лавке торговать остался. В конце концов, он деньги потратил на покушение на Иоанна, врага Новгорода, а не на свои развлечения.

Андрей пошел на постоялый двор, спрятал в сундук «мышиное зелье» и прямиком направился в Немецкую, или, по-иному – Кукуеву слободу.

Вот и знакомый дом. Но чем ближе Андрей к нему подходил, тем сильнее охватывала его тревога. Двери заперты, ставни на окнах закрыты. А подошел ближе – так и слой пыли на крыльце разглядел. В лавку уже давно никто не заходил.

– Не подскажешь ли, лавка давно закрыта? – обратился он к прохожему.

– С весны, – отвечал тот. – Разорился хозяин и исчез.

Называется – разжился деньгами. Придется своими ножками до Новгорода топать. Правда, есть еще вариант: наняться на судно гребцом за харчи и перевоз.

Едва он отошел от лавки на сотню метров, как сердце невольно екнуло: навстречу шла Аглая. Он ее и узнал-то не сразу, скорее почувствовал.

Молодая женщина была все так же красива, и даже еще лучше стала, хотя, по мнению Андрея, куда уж лучше? Она была в новых нарядах и в сопровождении служанки.

Андрей бы и мимо прошел, сделав вид, что не узнал, да Аглая сама его окликнула:

– Андрей?

От неожиданности он остановился. Думал, с рыжей бородой и в суконном колпаке его не узнают.

– Ну конечно, Андрей, это ты! Дядюшка с оказией послание передал, пишет, что жил ты у него, да какая-то неприятность случилась. Жалеет он о происшедшем.

– Чего уж теперь! А ты расцвела, даже похорошела. Слышал я от дяди твоего – замуж ты вышла. Поздравляю!

На веселое лицо Аглаи набежала тень.

– Вышла – это правда. Зина, ты отойди.

Служанка прошла вперед с десяток шагов.

– Только поздравлять меня не с чем. Батюшка мне мужа подобрал – старого, лысого и седого. А не люб он мне.

– Это о нем матушка твоя говорила?

– О нем. А у него одни лавки да товары на уме, ласкового слова не услышишь. Да что это я все о себе да о себе! Ты как?

– По-прежнему офеней, – соврал Андрей. – На жизнь зарабатывать надо.

– Люб ты мне, – вырвалось у Аглаи. – Тут недалеко лавка была, купец немецкий торговал – ну вылитый ты.

– Похож, наверное. Я по-немецки и говорить-то не умею.

– Сердце девичье не обманешь, глаза у того купца твои были. Потому не верю я тебе. Однако нельзя мне долго на улице стоять. Зинка, служанка моя, мужу все докладывает, противная. Ты где живешь?

– Пока на постоялом дворе на Никитской.

– Это где крендель и кружка на вывеске?

– Именно.

– Говорил – неграмотный, едва читать умеешь, а сам про Александра Македонского читал и слова умные знаешь. До свидания.

– И тебе удачи!

Андрей пошел на постоялый двор. Нечасто, с большими перерывами он встречается с Аглаей. Как будто судьба постоянно сталкивает их. И ведь случайность! Еще утром он не знал, что пойдет в лавку на Немецкой слободе. Еще бы минута – и разминулся бы он с Аглаей, но не вышло. А впрочем, встреча эта ни к чему его не обязывает. Встретились и разошлись.

Он поел в трапезной пшенной каши, запил сытом – на мясные блюда денег уже не хватало. И хотя время было еще раннее, улегся спать, потому что ночь предстояла бессонная.

Однако, заснув пораньше, поднялся он часа в два, прихватив часть ночи. Одевшись, достал из сундука «мышиное зелье» от Поганки и вышел с постоялого двора.

На улице была непроглядная тьма. Он постоял, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, послушал – все ли в окрестностях спокойно. Где-то далеко на окраине перебрехивались псы.

Андрей направился к заднему двору царского дома, благо идти было не так далеко.

Вот и знакомый дом. Он прижался к нему, прислушался. Опричник из охраны мог рядом быть, полусонный по ночному времени. Обычно к утру охрана устает напряженно бдить, внимание рассеивается, и она не столько ходит по территории, сколько стоит. Стрельцы обычно на бердыши опирались, у опричников такой удобной подпорки не было.

Вроде было тихо. Андрей, стараясь не шуметь – в ночи каждый стук или даже шорох далеко слышны, – взобрался на забор. Посидел на нем, пытаясь определить, где караульные. Засек двоих, мерно прохаживающихся перед входом.

На руках Андрей соскользнул вниз и опустился на четвереньки – так он меньше заметен. Хоть и темно на улице, да и на нем одежда почти черная, а на фоне бревен каретного сарая движение может быть заметно.

Так он и продвигался на четвереньках к бочкам водовозов. А там – хочешь не хочешь, а вставать пришлось. И как Андрей за бочками ни укрывался, но голову все равно приходилось высовывать.

Едва дыша, он отодвинул деревянную крышку на бочке и сыпанул на дно бочки немного содержимого из корчажки. Плохо, что в темноте зелье между телегами поровну не распределишь. Поставив крышку на место, то же самое проделал с остальными бочками.

Где-то прокричал первый петух, стало быть – три часа.

Андрей на четвереньках двинулся к забору. Осмотрелся, подпрыгнул, уцепился пальцами за верх забора, подтянулся, помогая себе ногами, взобрался на самый верх и спрыгнул на землю. Уф! Дело сделано.