Аглая его раздумья восприняла по-своему:

– Я многого не прошу, понимаю, что венчана и что грех это. Приласкай только, чтобы сердечко так не болело.

Тут Андрея и вовсе оторопь взяла. Женщины в это время так откровенно себя не предлагали. Мужчина выбирал, а девушка либо соглашалась с выбором, либо отвергала. Но и ханжой он не был.

– А муж как же? Ведь спросит – где была?

– Муж по делам в Тверь уехал, сказал, две седмицы его не будет.

– Тогда давай поедим немного. Голоден я, с утра во рту крошки не было.

– Ешь, а я посмотрю.

Андрей поел холодного отварного мяса с хреном, заедая рыбным пирогом. Запил все это вином и почувствовал, как забурлила кровь, как прихлынула к лицу. Была не была! Все равно надо результатов отравления ждать, так лучше делать это в обществе красивой женщины, чем на постоялом дворе и без денег. Только вот Аглаю жалко, не любит она супруга.

Отдавалась молодая женщина жарко, неистово.

– Ребенка от тебя хочу! – шепнула она Андрею.

Его как током поразило. Еще свежи были воспоминания о Переяславле, о посещении кладбища, о встрече с потомками. Не такой судьбы он им хотел. Вот ведь – о Полине вспоминал, а о ребенке, им не виденном, ни разу. Он настолько эгоист или очерствел душой? Ведь его сын Андрей так и не увидел отца. И сейчас – вдруг Аглая забеременеет и родит?

– Аглая, а вдруг и в самом деле родишь?

– Счастливая буду.

– Ребенок на мужа похож не будет, подозрения возникнут.

– Да не нужна я ему вовсе, как и ребенок. Над деньгами он трясется, злато-серебро ему милей.

– Разве золото может быть привлекательней тебя? – Андрей прямо-таки накинулся на Аглаю. Он молодой мужчина, женщины у него давно не было, Аглая сама хочет – так чего время терять?

Два дня они почти не вылезали из постели. На третий день в калитку постучали.

– Ох, кто бы это мог быть? Только одна моя служанка знает, где я. Она мне прислуживала еще в девичестве.

Аглая оделась, накинула платок и вышла. Андрей на всякий случай тоже оделся и обулся.

Вернулась Аглая с расстроенным лицом:

– Андрей, милый, уезжать мне надо, батюшка меня ищет.

Как-то по-быстрому они попрощались. Аглая выпустила Андрея из дома, вышла сама и заперла дверь.

– Я тебя сама найду, будь на постоялом дворе.

Андрей направился на постоялый двор.

Хозяин встретил его с кислой физиономией:

– Оплата за комнату вчера закончилась. Хочешь дальше проживать – плати.

– Денег нет.

– Тогда забирай свой узелок и убирайся.

Половой вынес из подсобки узелок Андрея.

Ситуация – хуже не придумаешь. Крыши над головой нет, как нет и денег. Есть охота. В общем, бомж и голь перекатная. Аглаю бы как-то известить, да адреса он не знает. Расстались они впопыхах, он и спросить не успел. Наверняка подумает, что сбежал от нее. Не хотелось Андрею, чтобы она плохо о нем думала, не заслужила Аглая такого отношения.

Но деваться было некуда, и Андрей направился к причалам на Москве-реке. Он походил, поспрашивал кормчих, не нужен ли им гребец до Великого Новгорода? Но не везло ему: то судно не туда идет, а если им по пути, то гребец не нужен.

К вечеру Андрей уже подумывать стал, не пойти ли пешком. Конечно, это долго и утомительно, но и торопиться ему некуда. Повезло, когда он уже отчаялся: судно шло именно в Новгород, и гребец им был нужен.

Кормчий долго и с пристрастием расспрашивал Андрея: кто он, откуда, с кем плавал, видимо, боялся взять на борт татя. Команда на судне невелика, пять-шесть человек, и если один окажется лентяем или разбойником, то и судно и людей погубить можно. Потому Андрей не удивлялся дотошному допросу, стало быть, кормчий – человек серьезный, основательный.

– Хорошо, беру. За работу – мои харчи и перевоз.

– Согласен.

Работать пришлось много. Как назло, ветер был то встречный, то боковой. Два дня они не отходили от весел, и только на третий день подул попутный ветер.

С непривычки Андрей набил на ладонях кровавые мозоли. Гребцы-то уже привычные, кожа у них на ладонях плотная, жесткая, что твоя подошва.

Кормчий и в самом деле оказался толковым, не жадным, на питании не экономил. Кулеш и утром и вечером с мясом был и с салом, сытный.

Гребцы одного возраста с Андреем были, работящие. Андрей даже позавидовал кормчему – дельную команду он набрал. Андрей сам имел опыт плавания в купечестве и понимал, что от команды многое зависит.

Когда судно подошло к новгородскому причалу, кормчий сказал Андрею:

– Зря ты уходишь, парень. Приглядывался я к тебе. Не гребец ты, это видно, другого полета птица. Но в команду ты влился, от работы не отлыниваешь. Оставался бы ты… Чего тебе в Новгороде делать?

– К родне добирался, – соврал Андрей.

Неудобно было кормчему врать, хороший он мужик, но и правду сказать нельзя.

– Ну, смотри. Мы дня три-четыре стоять будем, разгрузка-погрузка. Если не срастется с родней, завсегда возьмем, коли возвертаться надумаешь.

– Спасибо на добром слове, – поклонился Андрей кормчему.

Сразу от причала Андрей направился к Гермогену. Прошло полгода, как они расстались, и обида на Гермогена поутихла; но осадок остался. Да и деваться Андрею было просто некуда – ни дома у него, ни денег, чтобы свое дело открыть.

Гермоген встретил его ласково, как будто и не расставались.

– Как жил, что делал?

Андрей не стал ему рассказывать про Тверь и Переяславль – это личное и к делу не относится. А вот про Москву подробно рассказал – и о взрыве моста, и об отравлении.

– Я же просил тебя в Москве не показываться! Вдруг схватили бы?

– Бороду хной перекрасил, рыжим стал – в зеркале сам себя не узнал. Уверен был, что и другие не узнают. Так ведь и обошлось.

– Жаль, что попытки убить Иоанна закончились бесславно, враг он Новгороду. Про унию слышал?

– Откуда?

– Литва с поляками объединилась. Видно, война в Ливонии совсем Литву доконала. Тяжело им Иоанну противостоять, вот и объединились, вместе легче отпор давать. Полагаю, Иоанн мирный договор подпишет.

– Новгороду-то что с того?

– Э, не узнаю тебя. Совсем мозги жиром заплыли. Руки Иоанн себе развяжет, за внутренних врагов возьмется, коим Новгород считает.

– Верно.

– Как настроение в Москве?

– Земщина в страхе, опричники бесчинствуют, ничего нового.

– Ладно, устал, поди, с дороги. Келья твоя пуста, иди отдыхай.