– Ничего удивительного. – Она чуть заметно улыбнулась. – Ведь это автопортрет.

– Как же он его делал? – удивился я.

– С помощью двух зеркал и нескольких фотографий. Снимать размеры кронциркулем помогала ему я. Сначала он отлил бюст из воска, а потом в ход пошел типографский свинец, потому что печи для плавки бронзы у нас не было. Бедный папа… Он так гордился своей работой! – Она отвернулась, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы, и после недолгого молчания спросила: – Инспектор Фоллетт заходил к вам показать находки?

– Да, – ответил я. – Эти вещи, несомненно, принадлежат убийце. А монета вам знакома?

Мэрион отрицательно покачала головой:

– Нет, прежде я ее никогда не видела. Но монета дорогая, коллекционная.

– А что, если фальшивка? – с вызовом проговорила Арабелла.

Мэрион пожала плечами:

– Может быть. Но это не имеет значения. Мой отец монетами не интересовался. Это я знаю точно. Медали – другое дело, плакетки с гравировкой… И то как мастер, а не коллекционер. – Она на минуту задумалась, нахмурившись. – Со мной инспектор говорил очень сдержанно, я так и не поняла, как идет расследование – и идет ли вообще.

– У меня впечатление, – проговорил я с неохотой, – что расследование стоит на месте. Им просто не за что зацепиться. Убийца не оставил никаких улик.

Мэрион вздохнула:

– Это меня и тревожит. Будет очень жаль, если он избежит заслуженной кары.

– Не избежит, – успокоила Арабелла. – Бог покарает его, я в этом уверена. Иначе быть не может.

– Сейчас нам не остается ничего иного, как ждать появления каких-то свидетельств, которые продвинут расследование, – сказал я, пытаясь перевести разговор в рациональное русло. – А вы тем временем попытайтесь вспомнить круг общения вашего отца: не было ли у него с кем-то из этих людей конфликтов? Хотя бы незначительного? Тут важна каждая мелочь.

– Я только тем и занимаюсь, что вспоминаю, – отозвалась Мэрион. – Но пока ничего путного в голову не приходит. Ведь, чтобы человек пошел на убийство, конфликт должен быть очень острым. Преступник должен был сильно ненавидеть моего отца. Но я таких людей не знаю. Мне кажется, их и быть не могло. Просто уму непостижимо…

– Без установления мотива раскрыть любое преступление, особенно убийство, невозможно, – сказал я. – У мотива должна быть какая-то подоплека, связь с обстоятельствами, сведения о которых рано или поздно всплывут на поверхность. Нужно только набраться терпения.

Девушки посмотрели на меня почти с благоговением, чего я, конечно, не заслуживал.

– Своими словами вы возродили во мне надежду, – проговорила Мэрион слегка изменившимся голосом. – Я почувствовала вашу правоту, и мне стало легче. Действительно, это все должно иметь какое-то объяснение, которое рано или поздно станет известно. И мне хочется еще раз поблагодарить вас за огромное участие в моих делах.

– Вы оказали мне честь, назвав своим другом, – сказал я. – И можете впредь всегда рассчитывать на мою помощь.

– Но вы мне уже и так помогли, куда больше, – смущенно проговорила она.

– Раз мы друзья, – запротестовал я, – то все важное для вас важно для меня. И я не успокоюсь, пока не будет найден убийца вашего отца.

Мэрион быстро глянула на меня и отвела глаза. Они снова наполнились слезами. Когда она заговорила, ее голос дрожал:

– Вы должны знать, насколько для меня важно в такой тяжелый период встретить человека, мудрого и сильного, на чью руку можно опереться.

Я был в замешательстве, понимая, насколько она преувеличивает мою силу и мудрость. Теперь вся надежда на Торндайка.

Мы долго молчали, затем я решил сменить тему:

– А кто продолжит дело вашего отца?

– Вы кстати об этом спросили, – обрадовалась Мэрион, – потому что мне интересно ваше мнение. Арабелла меня поддерживает. Суть в том, что папа выполнял как бы два вида работ. Одна – это авторские вещи, фигурки из керамики, ювелирные изделия. Тут его заменить никто не сможет. Другую часть, по объему большую и связанную с изготовлением восковых манекенов для витрин, могу выполнять я. Тем более что теперь в мастерской имеется обширное собрание различных элементов – голов и конечностей. Есть также и разнообразные пресс-формы.

– Ты прекрасно справишься, – вмешалась Арабелла и посмотрела на меня. – Она настоящая дочь своего отца. За что бы Джулиус Д’Эрбле ни брался, все у него получалось отменно хорошо. Мэрион пошла в него. А что касается манекенов, то фигуры ей делать не придется – только восковые головы.

– А разве манекены не полностью сделаны из воска? – спросил я.

– Нет, – ответила Мэрион. – Фигура чаще всего представляет деревянный остов, обтянутый тканью. Из воска там голова, конечности, иногда торс. Папе, кстати, это не нравилось. Он был склонен отливать цельные восковые фигуры.

– А продавать их вам удастся?

– Конечно, если они будут выполнены качественно. Торговый агент, который работал с отцом, уже прислал письмо. Спрашивает, стану ли я продолжать дело. Обещал помочь. Он очень уважал папу. – Она помолчала. – Последние несколько лет я занималась книжной графикой. Работа интересная, но стоит дешево. А вот на восковых фигурах можно неплохо заработать. И кроме того, папа хотел, чтобы я продолжала его дело. Не зря же он старался, учил меня. Да мне и самой не терпится начать, проверить себя в деле.

Естественно, я поддержал ее решение с большим энтузиазмом.

Мэрион повеселела.

– Я рада, что вы одобряете мое стремление. Надеюсь, у меня хватит сил. А теперь позвольте показать вам некоторые его работы. В доме и саду. Пойдемте, пока светло.

Джулиус Д’Эрбле был действительно талантливый художник, в чем я смог убедиться, осмотрев замечательную коллекцию его работ. Он одинаково хорошо владел всеми видами техники. Солнечные часы, садовые и станковые скульптуры, напольные часы, декорированные бронзовыми барельефами, и многое другое. Жаль, что этот незаурядный мастер так много времени тратил на изготовление манекенов и других ремесленных поделок.

Для первого раза я не собирался надолго задерживаться в доме Мэрион, считая это неприличным, но моя попытка откланяться была встречена такими протестами, что я засиделся до тех пор, пока не нужно было срочно бежать, чтобы успеть на прием пациентов доктора Корниша.

Мэрион и Арабелла вышли проводить меня за калитку и стояли, пока я не скрылся из виду. Мы познакомились меньше месяца назад, но казалось, что знаем друг друга многие годы.

На Макленберг-сквер меня ждало письмо от доктора Торндайка с приглашением завтра на ленч. К счастью, в понедельник у меня было мало визитов. Так что я тут же написал ему, что с радостью принимаю приглашение, и отнес письмо на почту.

– Итак, мой друг, – произнес Торндайк, вопросительно глядя на меня, когда мы садились за стол, – с чего бы вы хотели начать обсуждение дела Д’Эрбле?