Скорее всего это была лишь начальная часть плана мятежников. Среди отвесных скал и ущелий при желании можно было спрятать неисчислимое количество солдат, и, как было известно Валтасару от лазутчиков, мятежники сполна воспользовались отсутствием Кира, дабы подготовиться к встрече. Их армия была многочисленна и хорошо вооружена. Поэтому стоило Валтасару или Киру втянуться в горное ущелье, прежде исхоженное вдоль и поперек торговыми караванами, и неисчислимое воинство грозило камнепадом обрушиться на фланги и тыл незваных гостей.

Как показали следопыты, Кир вовремя разгадал замысел лидийцев и двинул войско в обход труднопроходимыми, но безопасными тропами. Уразумев смысл ловкого маневра союзника, Валтасар остановился перед входом в роковое ущелье, постоянно угрожая мятежникам и не давая им повернуться спиной. Осталось только найти способ сообщить об этом Киру. Пока же царь стоял в лагере, обнесенном каменной изгородью, и, как советовал пророк Даниил, выжидал, не ступая «на горные тропы».

Его шатер, окруженный палатками телохранителей, был полон. Командиры отрядов, совершавших вылазки в горы, докладывали о результатах поисков. Царь слушал, кивая, время от времени уточняя что-то у доверенного советника, а сидящий поодаль старец Амердат быстро писал на восковых табличках. Грозные воины скифской стражи пристально следили за движениями находящихся в шатре, и никому в этот момент не было дела до троих воинов, охранявших вход.

– Все складывается более чем удачно, – тихо говорил один из них с ясными, необычными для жгучего брюнета синими глазами. – Поход, конечно, случился вовремя. Отсюда до камеры перехода не более пятнадцати миль.

– По прямой, – поправил командира экипажа, штурман. – А так и все двадцать пять будет.

– Не важно, – отмахнулся Ральф Карлсон. – Главное, что мы сегодня же сможем добраться до камеры и отбыть на Базу.

– Только осторожно, – чуть слышно напоминал командир скифской стражи. – В горах полно лидийцев. Дли них вы – не экипаж катера, да и я – не агент Института. А камни и стрелы в этом мире действуют так же, как и в нашем.

– К черту! – хмурился пилот. – Мы не можем стоять здесь вечно. А каждый шаг по этой вашей Царской дороге будет лишь отдалять нас от цели.

– Я помню об этом, – качал головой Руслан Караханов. Я постараюсь отправиться с вами на разведку сегодня же, а дальше…

– Понятно, – штурман улыбнулся, точно ему пообещали большой кусок пирога, – спишем на боевые потери.

– Что-то вроде того, – подтвердил скиф.

Покидая Вавилон, Намму тешил себя робкой надеждой, что явившийся ему в ночи призрак останется дожидаться его в апартаментах царского дворца. Действительно, разве не мог он с пьяных глаз обознаться, разве не мог это быть какой-нибудь царедворец времен Навуходоносора, удавленный в этих же покоях?

Но его робким надеждам было суждено растаять в первую же походную ночевку. Призрак, видимо, не нуждался в свойственном его собратьям постоянном месте обитания. Он явился вновь, все еще довольно туманный, однако уже более четкий, чем в первый раз. На следующую ночь все повторилось, однако теперь черты лица пришельца из загробного мира были вполне различимы. Он смотрел на Даниила, будто хотел ему что-то сказать, но не мог разомкнуть губ. Каждый раз облик белесого гостя становился все явственнее, и Намму терзало грозное предчувствие, что очень скоро призрак заговорит с ним, и речь его прозвучит неумолимым приговором святотатцу и лжецу.

Последние дни измученный бессонницей Даниил старался вздремнуть днем где-нибудь в обозной арбе или конных носилках. Он то и дело испуганно просыпался, оглядываясь, не появится ли над его импровизированным ложем бледный силуэт мертвого незнакомца.

«Чего он хочет от меня? – стонал Намму, вцепляясь себе в волосы. – Я пальцем его не тронул. Я завалил тело его камнями, дабы не досталось оно ухеелям. Да, я взял его проклятую суму, будь она неладна! Но ведь мертвецу она все равно была ни к чему! Ведь я же не ограбил захоронение!»

Но все заклинания недоброй судьбы были напрасны.

Очень скоро Валтасар подметил усталый вид и глубокие черные тени, залегшие под глазами советника, и велел тому больше отдыхать, не утруждать себя попусту. Если бы только Даниил мог! С какой бы радостью он спал по ночам, а днем наслаждался созерцанием величественных предгорий. Но армия продвигалась все дальше, и призрак становился все явственнее и холоднее.

«Надо уходить», – подумал Намму, разглядывая появившиеся на горизонте очертания снежных вершин. Выросший в местах, где каменные громады возвышаются со всех сторон, Намму интуитивно воспринимал горы, как лучшее убежище от невзгод и опасностей, какое только можно придумать. Находясь в вавилонском лагере, он с тоскою всматривался в поросшие лесом склоны, повторяя себе раз за разом: «Надо уходить».

И впрямь, ну какой из него пророк? Так, пара совпадений да бойкость ума – вот и все, чем он может похвастать. Разве можно всерьез считать это божьим даром? А что, если призрак истинного пророка послан ему в знак кары за непомерную гордыню? Быть может, он оставит его, если, бросив здесь все нажитые обманом богатства, презрев звания и почести, уйдет Намму, куда глаза глядят?! Уйдет, как и пришел, в жалком рубище, без обола за душой. Он хотел посоветоваться о своем решении с Карханом, но с сожалением узнал, что командир царских телохранителей отправился на разведку вместе со светлоглазыми гиперборейцами.

«Не судьба, – вздохнул Намму. – Видно, уж предначертано так!»

Он не стал заходить в царский шатер. Наверняка бы Валтасар счел доводы ближайшего советника блажью. Да и что, собственно говоря, мог сказать он сейчас вавилонскому царю?

Наступает время принимать решение. Если поросль его обмана должна быть вырвана с корнем, то она должна быть вырвана сейчас! Намму оставил в своем шатре златотканое одеяние царского советника и, взяв копейное ратовище[30]вместо дорожного посоха, устремился прочь из лагеря.

Телохранители привычно было двинулись за ним, но он остановил их решительным жестом, пафосно закатив глаза и объявив:

– Я должен побыть один. Мне нужно говорить с богом. Он сам защитит меня лучше всех вас и всех армий Валтасара и Кира!

Недремлющие стражи, караулившие въезды в лагерь, конечно, немало удивились, увидев пророка, бредущего, точно последний нищий, в простых сандалиях и с посохом в руке. Но ведь на то он и пророк, чтоб смысл деяний его для обычного ума был темен и неизъясним.

В первые минуты, когда ограда лагеря оказалась за спиной, Намму почувствовал прилив сил, который бывает почти всегда, когда выполняешь замысел, давно созревший. Он шел, наслаждаясь вновь обретенной свободой, не жалея ни об оставленных сокровищах, ни об утраченной царской милости. Пожалуй, лишь мысль о Сусанне тревожила его в этот миг. Но полно, обман рано или поздно должен был вскрыться, и не пристало ей, девушке из хорошей эборейской семьи, связывать жизнь с пройдохой и мошенником. Намму поймал себя на мысли, что никогда прежде не именовал себя так, и печально вздохнул.