— Лоуэлл, — подала голос я, — объясни наконец, что случилось?

— Давайте за мной, — только и ответил он.

— Что, прямо сейчас? Надо куда-то ехать машине? Ты вообще представляешь, который час? — спросил Боб.

— Да знаю я, сколько сейчас времени. Вы, главное, за мной езжайте. Я такое покажу, вы просто закачаетесь.

Мы с Бобом сели в машину и двинулись за джипом Лоуэлла в сторону деревеньки Лонг-Бэй. Мы миновали магазинчик Кристины, потом дом самого Лоуэлла, его матушка как раз развешивала во дворе белье. Она весело помахала нам рукой, прокричав: «Доброе утро!». После нескольких поворотов грунтовая дорога устремилась в сторону моря. Лоуэлл свернул на обочину и заглушил мотор, остановившись у недостроенного дома, над которым трудились рабочие. Заметив, как мы замерли в восхищении, любуясь изумительным видом на море, Лоуэлл кивнул на дом и промолвил:

— Если хотите, он ваш.

— Наш?

— Я вас сейчас кое с кем познакомлю. Это Боб и Мелинда Бланчард, а это муж моей двоюродной сестры, Чарлз Ричардсон. Впрочем, его все называют Сверчком.

Мы обменялись рукопожатиями. Дар речи к нам пока не вернулся.

— Ну как вам дом? — спросил Сверчок. — Нравится? Три этажа, на каждом отдельная квартира. Лоуэлл сказал, что вы ищете себе жилье на съем.

Мы были потрясены. Лоуэлл даже не намекнул нам о цели поездки. Здание поднималось на высоту почти десяти метров, а из окон открывался изумительный вид на море, которое было настолько близко, что мы слышали, как бьются о берег даже мельчайшие из волн.

— Ну да, ищем, — наконец выдавил из себя Боб. — Можно у вас тут осмотреться?

Лоуэлл со Сверчком повели нас на экскурсию. Мы практически сразу же приняли решение распрощаться с прежним домом, окна которого выходили на заправочную станцию. Конечно, квартира уступала дому по площади, но с балкона открывался вид на один из самых красивых заливов в Карибском море. Лоуэлл знал, что нам очень нравится Ангилья, но жилищные условия нас не устраивают. Он давно уже задумал приготовить нам сюрприз и просто ждал момента, когда здание будет практически закончено.

Переезд изменил нашу жизнь. Мы совершенно официально стали жителями деревни Лонг-Бэй. Теперь до нашего ресторана и магазина Кристины можно было спокойно дойти пешком. Мы купили пляжные кресла, поставили на балконе, и теперь я каждое утро садилось в одно из них, наблюдая, как вода меняет цвет с зеленого на синий, а потом обратно на зеленый. Иногда показывался круизный лайнер, державший курс на Сан-Мартин или, наоборот, двигавшийся прочь от него, да еще порой появлялась горстка рыбачьих лодок. С балкона был виден живописный маленький Сэнди-Айленд, а за ним чуть дальше еще два островка, в отличие от Сэнди-Айленда — необитаемых: Прикли-Пеа и Дог-Айленд. Всякий раз я улыбалась, представляя, как Джерри Гамбс отвергает предложение Кастро о продаже Дог-Айленда.

А так, за исключением островов, редких рыбацких лодок и круизных лайнеров, ничего не было видно: до самого горизонта тянулась сине-зеленая гладь моря.

Ночью, после работы, мы выходили из дома и любовались звездами, мерцающими над водой. Жаль, что я не знала, как они называются. Из созвездий я могла найти лишь Большую Медведицу и пояс Ориона. Мне нравилось разглядывать звезды, наслаждаясь мыслью о том, что именно они мне весело подмигивали еще дома в Вермонте. Меня всегда поражало многообразие мира, в котором мы живем. Ну как это теплое, ласковое, сине-зеленое море может быть частью студеного океана, чьи ледяные волны бьются о берега в штате Мэн?

По тропинке можно было дойти до самого моря. Лонг-Бэй был настоящим раем. Пляж протянулся почти на полтора километра и практически всегда оставался совершенно безлюден. На закате песок приобретал бледно-коралловый цвет. На одном краю пляжа имелся скалистый выступ, уходящий в море — идеальное место для уединенных размышлений. Море всегда было теплым и ласковым.

Мне нравилось гулять по дороге, обсаженной пальмами — там было очень красиво. Впрочем, имелась и еще одна причина: я проходила мимо дома Лоуэлла. Его сестра Анжела всегда была рада нас видеть. «Спокойной ночи! Спокойной ночи!» — махала она нам рукой, высунувшись из окна, когда мы поздним вечером ехали домой. «Привет! Привет!» — кричала нам каждое утро мать Лоуэлла. У дома вечно играли его племянники и племянницы. Как и в случае с Джошуа и Эвелиной, в доме проживало сразу три поколения — дяди, тети, дедушки, бабушки, родители и орава ребятишек. Семья есть семья.

По воскресеньям, днем, когда у меня выдавалось свободное время, я часто ходила с Роксаной в кафе-мороженое, расположенное в Вэлли. Этим кафе владела супружеская пара, некоторое время жившая в Италии. Они готовили больше двадцати сортов мороженого по итальянским рецептам. Как-то в воскресенье я поехала в Норт-Хилл, чтобы забрать Роксану, дожидавшуюся меня дома у своего дяди Мака. Внутри никого не было. Я отправилась на задний дворик, решив, что они вешают белье. В одной из комнат я обнаружила маму Мака, которая обмахивалась, сидя возле пышущей жаром старой каменной печи.

— Заходи, Мэл, — сказала она, — я тут картофельный пудинг делаю.

Печка казалась совсем древней. Она была сделана из камней, а сверху выложена кирпичом. Внутри нее алели угли. На тот случай, если они прогорят, на столе в полной боевой готовности лежали мешки с местным углем.

— Я продаю пудинг булочным, — пояснила мать Мака, ставя на угли противень. — Роксана тебя ждет там, — она показала на гранатовое дерево в саду, под которым малышка играла со щенком.

Как только девочка меня заметила, она тут же подскочила и заключила меня в объятия.

— Ну как, готова полакомиться мороженым? — спросила я.

— Я тебя уже заждалась, — отозвалась Роксана. — А можно Гаррилин с нами тоже поедет?

Всякий раз, когда я встречала Роксану, у нее была новая прическа. В тот день волосы девочки были заплетены примерно в дюжину косичек, каждая из которых была украшена пластиковой бусинкой своего цвета. По дороге в кафе Роксана принялась рассуждать, какие сорта мороженого сегодня закажет.

Когда мы наконец добрались до места, Гаррилин остановила свой выбор на кокосовом и сливочном, я взяла себе мороженое из гуавы, а малышка Роксана заказала себе шоколадное, ванильное, из киви и еще шарик из лайма. В основном мы говорили о школе. Роксана достала из кармана дневник, показала мне выстроившиеся в ряд пятерки и тут же отобрала, заметив, что я стала читать замечания учителей.

— Мэл, я не думаю, что тебе это понравится, — сказала она.

Я обиженно скривила нижнюю губу, и Роксана с большой неохотой придвинула дневник назад.

Я прочитала вслух:

— «Роксана отличная ученица, но слишком много разговаривает во время занятий». Зато у тебя одни пятерки. Ты настоящая молодчина, — похвалила ее я.