– Это стоит посмотреть. В интересах вашего клиента, которого мы, конечно, в любом случае найдем, хотя и теряем время из-за противодействия.

– Давайте, – холодно сказал Коровин и взял у Масленникова документ. – С самого начала интересно, – тонко улыбнулся он. – Вы проникали в гараж Назарова без ордера на обыск? Полагаю, вас ждут неприятности.

– Мы это вынесем, – спокойно заметил Масленников. – Тем более гараж случайно оказался незапертым, а убийство чудовищное. Расчленение. Это промежуточное заключение. Мы сейчас работаем над тем, чтобы сделать окончательный вывод: живой или мертвой – девушку расчленили. Разницу в смысле ответственности вы понимаете.

Коровин молча стал читать. Дочитал до конца, вернулся к началу. Потом резко встал.

– Извините, мне нужно позвонить из другого кабинета.

Он вернулся довольно быстро.

– В общем, мой клиент, который является спонсором Назарова, сейчас находится за границей. Но он заинтересовался вашей информацией. Он вообще был не в курсе этой истории… То есть я говорил ему об убитой девушке, – Коровин явно нервничал, речь его стала далеко не плавной, как раньше. – Он принял решение. Единственно верное, как мне кажется. Никто больше не будет мешать следствию. Вы поймите, нам приходится ограждать от различных провокаций выдвигающихся политиков, всегда есть конкуренты, кланы… Но раз Назаров на самом деле может быть причастным к убийству… Моему клиенту это не нужно. Мы дождемся результата расследования, искренне надеясь, что все решится в пользу Назарова. Но, конечно, исключено, чтобы его арестовали только на основании этой экспертизы. Тут мы будем протестовать даже в ущерб вашему расследованию. Речь идет о серьезном и дорогом проекте. А вы все-таки его вину пока не доказали. Никаких прямых улик. Девушку тащили из его гаража. Вы сами сказали, что гараж Назарова бывает незапертым. Кто тащил? Вы не знаете.

– У Назарова с ней был половой контакт в ту ночь.

– Я понял. Но не только у него. Наша позиция – мы не мешаем вашему расследованию, но если оно докажет невиновность Назарова, то не должно остаться пятна на его репутации. Типа – сидел в СИЗО, как подозреваемый. У кого нет таких девушек? Мы от него не отказываемся окончательно. Надеюсь, вы меня поняли.

– Интересное слово «мы»… Я понял, что вы временно не будете мешать следствию или придумаете более изощренный способ давления. Я вам доверил этот документ как коллеге и в принципе получил понимание. Интересно, а за какие такие заслуги и достоинства Назаров вашему клиенту-инкогнито понадобился? Так, между нами. Чисто психологический интерес.

Коровин посмотрел на Масленникова выразительными карими глазами и вдруг рассмеялся.

– Такие нужны всем, вы что, не понимаете? Тогда вы чисто лабораторный эксперт. Система проста. Нужен резерв, который будет брошен на заполнение любого освободившегося места. Они освобождаются по самым разным причинам. И на этот случай нужна готовая единица. Говоря шершавым языком плаката.

– Ах, ну да. Коррупция. Совсем выпустил из виду. И потом мне очень хотелось узнать о скрытых достоинствах Назарова. Оказывается, они не требуются. Понятно. Станислав Васильевич, еще один вопрос, раз уж мы встретились. Он практически личный. Для меня и для вас. Пропала внучка вашей гражданской супруги. У вас есть какие-то версии?

– Почему это представляет для вас интерес?

– Оля сирота, которую хотела удочерить моя знакомая.

– Я начинаю думать, что Назаров – только повод. Что вы под меня зачем-то копаете. Знакомую какую-то придумали. Несерьезно, Александр Васильевич.

– Странная реакция. Ваша жена отказывается давать какую-либо информацию. Вы… А почему вы не искали Олю?

– Я ее не искал, потому что многочисленные внуки моей гражданской жены не имеют ко мне никакого отношения. Минуточку, я знаю, о чем вы хотите спросить. Она была у нас пару раз. Маша ее привозила. И что? У девочки есть какие-то опекуны, ее не забрали в интернат, вот пусть эти опекуны и отвечают. Раз вас это так занимает, то вы понимаете, что Маша в принципе не обязана жертвовать своей жизнью ради детей дочери, которая, кстати, неизвестно куда отправилась с «понаехавшим» мужем. Возможно, они надеялись таким образом вынудить нас заниматься их детьми. Маша сделала, что могла.

– Да не волнуйтесь вы так. Я под вас точно не рою. Это просто территориальное и временное совпадение. Участвуя в расследовании убийства в доме Назарова, я познакомился с девушкой, которая ищет девочку Олю, жившую по соседству. Захотелось ей помочь. Кстати, мы нашли фото Оли рядом с Назаровым. Что понятно: он тоже их сосед… Но нужно использовать любую информацию, а нам ее не дают. Вот в чем проблема.

– Назаров – идиот, – вдруг резко сказал Коровин. – Вот это единственная проблема. В принципе такой и нужен был, но он умудряется попадать во все истории. Если там что-то обнаружится… ну, с детьми… делайте с ним что хотите. Мне искренне жаль Олю. Других внуков Марии я не видел.

Анатолий увидел издалека Полину, которая шла со шваброй и ведром, странно сгибаясь, как будто у нее что-то болело. Он поставил на пол ящик и подошел к ней. Лицо ее было не просто бледным, как обычно. Оно стало белым, с синими губами.

– Что с тобой?

– Толя… Я мыла пол в подсобке. Там у них стоит маленький телевизор. Наша Оля пропала! Другие дети в интернате. Моя мать от них отказалась. Просят звонить свидетелей, которые что-то видели… Женщины смотрели и говорили, что ее, наверное, убили… Они утверждают, что, когда дети так пропадают, их находят мертвыми…

– Поля, давай я попрошу для тебя какое-нибудь лекарство. И пусть тебя отведут к нам в подвал. Ты хоть полежишь. Я скоро приду. Немного осталось. Потом поговорим.

– Я доработаю. Не надо мне ничего. Пойдем вместе. Я не смогу быть одна.

Когда вечером за ними закрыли дверь подвала, Полина все так же, согнувшись, дошла до кровати и упала на нее.

– У тебя что-то болит? – спросил Анатолий.

– Все внутри болит. То ли сердце, то ли душа.

Они не смогли ничего проглотить. Да и говорить оказалось не о чем. Онемели от горя. От окончательного горя. Лежали, крепко прижавшись друг к другу, и смотрели в темноту. Страшные вещи они там видели. Анатолий провалился в глубокий сон внезапно, как в пропасть. Проснулся от хрипа Полины. Вскочил, зажег лампочку. Она корчилась от боли, глаза почти закатились…

– Что? Поля! Что?

– Сердце, – еле выговорила она. – Это инфаркт. Так было у бабушки…

Анатолий подлетел к металлической двери и стал в нее колотить кулаками. Потом схватил из ящика с инструментами молоток, и от грохота сам не слышал своего крика. Дверь не открывалась… Они все ушли спать! Он бросился к Полине, попытался ее приподнять, делал неумело, как видел в кино, массаж сердца. Вылил ей на грудь воду из бутылки… Он уже понял, что она умерла, но не мог с этим смириться. Так продолжалось несколько часов. Он закрыл, наконец, ей глаза, положил ровно, лег, вытянувшись, рядом. Ну, что ж. Его жена от них освободилась. Оля, наверное, тоже. Значит, свободен и он. Ему уже никто не может причинить зло, потому что у него все отобрали. Детишки в приюте. Кто ему их отдаст… Его же нет! А ненависть к тому, кто во всем виноват, осталась… Анатолий встал, нашел в том же ящике с инструментами ржавый топорик, подошел к продуху подвала. Он был забит металлическим листом. Анатолий пробил в нем несколько отверстий, потом соединил их и рвал металл голыми руками, разрывая их в кровь. Когда стало ясно, что он протиснется в этот проем, он бросил топорик на землю, вернулся к жене. Простился с ней, погладил окровавленными руками, поцеловал в губы и лоб. Дал молчаливую клятву. Он выбрался во двор, прошел вдоль бетонного забора до места, где были свалены пустые ящики. Поднялся по ним. Спрыгнул. Анатолий плохо знал Москву. Но у него была очень хорошая зрительная память, и он легко восстановил в мозгу схему метро. Вот от станции к станции он и брел по ночной, но отнюдь не пустынной Москве. Народ был в основном странный – такой же неприкаянный, как он, – то ли бомжи, то ли наркоманы, то ли просто «понаехавшие»… Он не выделялся. Наступило утро. Анатолий все еще шел. Свой район он, конечно, узнал сразу. По нему белым днем передвигаться было небезопасно. Только на минуту у него появилась мысль – пойти в полицию, все рассказать… Оставить заявление, потребовать их забрать его паспорт из магазина, вернуться в свою квартиру, потом поехать к детям… Но… он не верил никому! Почему это случилось? Почему их с Полиной не искали? Почему что-то сделали с Олей, с детьми? Может, как раз из-за квартиры. Тогда они все повязаны с этим Генкой. Или с тещей. Она отказалась от внуков! Их убрали из квартиры. Да они его посадят за убийство Полины! Он вспомнил, как гладил ее окровавленными руками. Он ничего не докажет. Сколько он слышал таких историй… У него будут выбивать признание, возможно, пытать… Ему рабство раем покажется. Нет! Ему больше ничего ни от кого не нужно. Он сделает то, что может сделать сам. Анатолий дошел до знакомой бойлерной, открыл замок с помощью отвертки, которую сунул в карман, перед тем как выбраться из подвала, оставил его висеть, как будто он по-прежнему заперт. Сам упал в темном углу и уснул.