А если не усмирять, то мадьяры могут временно решить, что монголы слабаки и устроить засаду на обратной дороге, когда обоз Кара-чулмуса повезет обратно смолу. Где-то в глубине души Забубенный надеялся, что ехать обратно этой дорогой ему не придется. Оказавшись на Днепре, он надеялся сбежать на Русь. Но монголы как-то уж слишком его опекали в походе, носились ним, как с писаной торбой, ни на минуту не оставляя одного. Поэтому план побега Кара-чулмуса на историческую родину находился пока под сомнением. А у монголов уже начала действовать новая психологическая установка, впитанная с молоком матери: «хороший венгр — мертвый венгр». Впрочем, такая же установка у них включалась и в любом другом случае при встрече с каждым новым врагом: «хороший половец…хороший чжурчжень…».

С другой стороны, медитировал сам с собою Забубенный, в новой стычке погибнут не только мадьяры, но и монголы, ибо и те и другие умеют держать в руках оружие. Только другие лучше. Значит, в любом случае этот набег ослабит общую группировку Субурхана.

Поколебавшись немного, Кара-чулмус усмирительный набег разрешил. Тотчас решительный Буратай подозвал к себе одного из своих приближенных и велел снарядить отряд в параллельный набег, дав ему короткие инструкции о том, каких результатов надо добиться и где догнать основные силы. Немедленно было выделено пятьсот конных ратников и, Забубенный и глазом не успел моргнуть, как этот отряд монгольских карателей уже ускакал по направлению к берегам Азовского моря, держа курс вдоль реки, на которой они впервые повстречались с мадьярами. Судьба местной общины венгров, похоже, была решена. Им оставалось либо исполнить завещание Ласло Кишварда и перебить всех монголов. Либо бежать через Днепр за Дунай, туда, где уже расположились их более многочисленные соплеменники, уже выбиравшие себе королей, и контачившие с римскими папами.

— Ну, чего стоим? — поинтересовался Забубенный через переводчика, проводив взглядом отделившийся от основных сил отряд, который, форсировав реку, уже почти исчез за прибрежной растительностью, — поехали. Там смола на кораблях уже, наверное, мимо проплывает.

Буратай, понявший эти слова и без переводчика, издал короткий властный крик. Слегка поредевшие основные силы монголов, повинуясь приказанию, двинулись дальше. Они спокойно форсировали реку, в которой плавали многочисленные трупы монголов, утыканные стрелами, словно раздувшиеся ежи, и венгров, убитых по большей части копьями и рассеченных мечами в ближнем бою. Быстрое течение прибивало эти мертвые тела к берегам, а часть уносило дальше, разнося признаки расползавшейся смерти по степи.

На другом берегу Забубенный узрел результаты битвы конных воинов, трупы которых устилали траву, залив ее собственной кровью. Страшные и точные удары монгольских копий, часто приходились прямо в грудь конников мадьярского отряда, отчего на траве валялось множество поверженных венгров с развороченной грудью, а у некоторых из груди торчали обломки копий.

Но попадались и мертвые монголы. Они были сильными воинами, но все-таки не бессмертными. Рождаясь, каждый монгол, вообще был предназначен умереть в бою. Редко кто доживал до старости. Поэтому монголы рано женились и быстро воспроизводили потомство, чтобы успеть сделать это до того, как придется сложить голову в очередной войне. Тихая семейная жизнь была им не ведома. Средний срок воспроизведения целого поколения монголов составлял двадцать лет. То есть каждые двадцать лет, нарождалось и вырастало новое поколение, сменяя уничтоженное за эти годы предыдущее. Народ-орда воевал постоянно.

Отмечая блуждающим взглядом все новые трупы, Забубенный вдруг заметил, что по степи носится немало лошадей, потерявших своих седоков. Буратай их тоже заметил, и словно прочтя мысли Кара-чулмуса, велел немедленно изловить, — лошади в хозяйстве пригодятся всегда. Тотчас в погоню за осиротевшими скакунами были отряжены воины, которые быстро догнали их и привели в отряд. Монголы знали, как обращаться с лошадьми. А бросать их в степи, чтобы они достались либо хищникам, либо венграм, было, согласно понятиям степняков, верхом неразумности. Ну, зачем венгру лошадь?

Весь оставшийся день до самого вечера никаких стычек не происходило, но Забубенный оставался под впечатлением этой, первой стычки. Между тем, слегка поредевшее монгольское воинство, продвигалось к конечной цели своего путешествия. Когда Григорий вынырнул из своих впечатлений и переживаний, то, присмотревшись к окружающей действительности, вдруг заметил существенные перемены. Если, удаляясь от Заруба, он видел лес плавно переходящий в степь, то сейчас, он видел степь, также плавно переходившую обратно в лес. И даже в холмы, поросшие вполне густым лесом, на уже недалеком горизонте. Если монголы не сбились с пути, у них не сломался компас, а в это Забубенный не верил, ибо монголы были чемпионами мира по ориентированию даже в голой степи, то холмы впереди могли означать только одно, — долину. А долины без какой-либо воды обычно не бывает. И что-то подсказывало Григорию Забубенному, вампиру-степняку по совместительству, что в этой долине должно быть очень много воды. Так много, что по ней могли ходить большие-большие лодки, доверху груженые товарами. И в одной из этих лодок вполне могло заваляться несколько бочонков со смолой, так необходимой монгольским товарищам, для того чтобы отреставрировать свои осадные башни.

Уже почти стемнело, когда отряд вошел в лес, укрывавший склоны высоких холмов. Тут Буратай неожиданно решил остановиться и приказал разбить походный лагерь. Вампир, несколько расслабленный переживаниями от увиденного за этот длинный день, и уставший от скачки, не возражал. Он, подождал, пока ему поставят юрту и лег спать, ни о чем не спрашивая, и даже не поужинав. Этим он в очередной раз поверг в изумление монгольских всадников. Костров в эту ночь опять не зажигали.

На утро, как всегда хорошо выспавшемуся механику, — который в последнее время вообще спал хорошо, природа и физическая активность давали о себе знать, — показалось, что в лагере слишком тихо. Он оделся и вышел на воздух, осмотреться по сторонам. Выяснить, что же творится вокруг. Ибо представить, что монголы проспали выход на рассвете, он просто не мог.

Разглядывая походное становище в рассветных лучах, освещавших поляну сквозь завесу листвы, Григорий обнаружил лишь сотню монголов, группировавшихся неподалеку среди деревьев. Почти все остальные монгольские воины снялись и ушли вперед, как сообщил ему верный Плоскиня, спавший у дверей, — ставить засаду на проходящие мимо суда. Как именно они это делали, механик не представлял. Вряд ли у них были с собой переносные ракетные установки типа «Игла» или мелкокалиберные артиллерийские орудия, очень пригодившиеся для нанесения внезапного удара по движущимся надводным целям. Сошли бы и минометы, ну, на худой конец, металлические сети, чтобы перегородить акваторию. Но Днепр был велик. Хотя Забубенный и не видел его на всем протяжении, но, был готов поручиться, что там, где он его не видел, то бишь в низовьях, река течет еще быстрее. Что, правда, предполагало некоторое сужение русла. То есть пороги. Ну, а что на Днепре были пороги, это знал даже самый последний двоечник по Географии в его классе в школьные времена.