Я между делом перерыла все ящики, обшарила карманы одежды, но ничего не нашла – только квитанцию из химчистки на имя Александра Черкасова. Скудный, безликий холостяцкий быт не выдавал никаких подробностей преступления, впрочем, на подоконнике я нашла щётку с запутавшимися в ней светлыми женскими волосами, что подтверждало мои догадки.

– Значит так, – взяла я бразды правления в свои руки, – Сом остаётся сидеть в засаде, а мы с Бизей едем к Громовым.

– Может, ты всё-таки расскажешь нам, что к чему, – нахмурился Бизя. – Надоело быть слепой марионеткой вы твоих руках.

– Так не будь ей! – фыркнула я, выходя из дома и направляясь к машине. – Включай мозги, Бизя!

– Так по-свински ты себя ещё никогда не вела, – проворчал он, следуя за мной.

– Таким тупым ты ещё ни разу не был, – парировала я. – Кстати, этот костюмчик тебе очень к лицу!

– Братцы, а что мне в засаде-то делать?! – проорал нам вслед Сом.

– Всех задерживать и обезвреживать, – распорядилась я, садясь за руль.

Бизон и не подумал сесть ко мне пассажиром. Он гордо загрузился в «Вольво», мелькнув голыми щиколотками.

* * *

– Прохор сбежал! – ворвалась я в спальню Ирмы без стука.

Она сидела на пуфике перед зеркалом и делала маникюр. От моего крика Ирма вздрогнула, поранилась щипчиками и немедленно сунула порезанный палец в рот. Это была совсем другая Ирма – в тонусе, с блеском в глазах, причёсанная, в элегантном брючном костюме, в туфлях на каблуках и с решимостью действовать на лице.

– Откуда сбежал? – вскочила она. – Где он?!

– Прохор вырыл подземный ход и сбежал от своих похитителей. Где он, я не знаю, но, думаю, скоро объявится дома, так как ребёнку, с которым занимался мой муж, не страшны ни огонь, ни вода, ни медные трубы.

– Господи, – Ирма заметалась по комнате. – Но Проша совсем не знает город! Он же почти никуда не выходил из дома! Он не сможет найти свой дом!

– Спокойно, – подняла я руку. – Я уверена, что ваш сын знает город лучше любого таксиста. У моего мужа не было ни одного ученика, который не знал бы наизусть карту местности, где он живёт.

– Да, да, да, да, – затараторила Ирма. – Ваш муж – педагогический гений, я знаю это лучше, чем кто-либо. Где он?! – Она схватила меня за руку. – Где Глеб Сергеевич?!

– Переодевается. Он пытался показать мне как Прохор ушёл по воде и провалился в грязную речку почти с головой.

Зря я это сказала.

Ирма побледнела и схватилась за сердце.

– Значит, мой сын мог утонуть? – прошептала она. – В её глазах стояло такое несчастье, что я, несмотря на двусмысленность ситуации, обрадовалась: лекарство уже перестало действовать, и Ирма обрела способность соображать.

– Да почему он должен утонуть? Ребёнок, с которым хоть полчаса занимался мой муж, никогда не утонет.

– Так, я всё поняла, – схватившись за голову, Ирма стремительными шагами начал мерить пространство от окна до кровати. – Я всё поняла! Мой Прохор удрал от своих похитителей. Он смелый, сильный, умный, выносливый мальчик, а значит, скоро вернётся домой, правильно?

– Да.

– Скажите, мне всё ещё нужно платить похитителям пятьдесят миллионов долларов в мелких купюрах?

– Нет.

– И двадцать пять чемоданов мне не нужны?!

– Нет!

Очевидно, остатки лекарства ещё бродили по её организму, потому что она долго думала и уточняла у меня очевидные вещи.

Я решила, что можно немного расслабиться и с размаху плюхнулась на разобранную кровать.

– Я хотела сказать вам спасибо, – склонилась надо мной Ирма.

– За что?

– С тех пор как я пью ваши соки и ем ваши чипсы, моя голова прояснилась. Скажите, меня хотели отравить?

– Скорее, просто вывести из строя. Вы сильный соперник, Ирма, и кое-кто очень хотел, чтобы вы ничего не соображали.

– Кто этого хотел?

– Мне нужны серьёзные доказательства, прежде чем я смогу назвать имя этого человека. Это очень серьёзное обвинение.

Ирма усмехнулась и отошла к окну. Мне показалось, что она и без меня о чём-то догадывается… Уж во всяком случае, Громова не станет подозревать кухарку в том, что та подмешивает ей в чай отраву.

Ирма вдруг уселась перед зеркалом и с помощью специальных щипчиков занялась бровями.

– Господи, на кого я стала похожа, – пробормотала она. – Как я себя запустила, как запустила… Смотреть страшно.

А мне захотелось спать – прямо здесь, не раздеваясь, на этих пуховых подушках и шёлковых простынях. Наверное, степень доверия Ирмы ко мне была такова, что она разрешила бы мне дрыхнуть в своей постели сколько угодно, но я не хотела злоупотреблять её благодарностью, поэтому села, с силой протёрла глаза, и для того, чтобы хоть немного взбодриться, задала Громовой щекотливый вопрос.

– Вы в курсе, что ваш муж продаёт дом?

– Никас? – Она замерла, и бровь, которую она тщательно причёсывала, взлетела вверх.

– Надеюсь, что на данный момент у вас один муж.

Ирма отбросила щёточку и так начала носиться по комнате, что я засомневалась в её вменяемости.

– Вы не знаете, где мой мобильный? – резко остановилась она.

– Понятия не имею.

– Я с этим лекарством, которое мне подмешивали, совсем ничего не помню, а мне нужно срочно позвонить. Срочно! – Она опять стала носиться по спальне, заглядывая под подушки и открывая шкафы.

– Возьмите мой телефон, – предложила я простое решение.

– Спасибо. – Ирма выхватила у меня трубку и быстро набрала номер. – Юрий Владимирович! – завопила она так, что безделушки на полках зазвенели. – Немедленно отмените доверенность, которую я сделала на имя моего мужа, и оспорьте все сделки, которые он уже провернул! Немедленно! Если хоть одна копейка уйдёт с моего счёта, я вас порву! Это мой адвокат, – пояснила она мне, нажав отбой.

– Браво! – похлопала я в ладоши. – Первый разумный шаг с вашей стороны.

Ирма захохотала, закинув назад голову.

– Вы не представляете, Элла, сколько сил я в себе теперь чувствую! Сколько сил и решимости!

Она вышла из спальни, и её каблуки застучали в коридоре.

– Арно! – словно полководец завопила Громова. – Где ты?! Ко мне, засранец! Порву всех! Распустились! Меня снотворным, гады, поили, а сами имущество распродавали?!! А вот не надо его распродавать, потому что Прохор сбежал и скоро вернётся домой! Арно, ко мне!

Её крик затих в глубине дома, а я всё же заснула на широкой кровати, на чужих простынях, несмотря на то, что это было негигиенично, невежливо и крайне несвоевременно.