Глядя в пол и чувствуя, как по щеке покатилась слеза, я сунула руку в карман, достала шестьдесят четыре доллара, собранные зажимом для денег, подошла к столу и бросила на него купюры.

– Это все, – отрезала я, мысленно пообещав себе, что сегодня она в последний раз получит от меня хоть что-то.

Хотя знала, что завтра, скорее всего, опять добавлю немного, «чтобы хватило на несколько дней».

А на следующей неделе принесу еще больше.

Я всегда возвращалась. Что мне оставалось делать? Я не хотела, чтобы моя мать жила на улице, потому что несмотря ни на что ее любила.

Не обращая внимания на тихий плач и мамино лицо, уткнувшееся в ладони, я открыла входную дверь.

– У тебя есть деньги на еду? – спросила она.

Я усмехнулась и указала на бонг:

– Сделай пару затяжек. Тебе станет все равно.

Захлопнув за собой дверь, я выдохнула и закрыла глаза, пытаясь подавить душившие меня рыдания.

– Я важна, – прошептала себе под нос.

Слезы скатывались по щекам, но я заставила себя отмести сомнения. Отмести подозрения, что меня использовали. Нет. Нет, отец с каждым днем нуждался во мне все больше. Дэймон никогда не пользовался мной. Он хотел, чтобы я была счастлива. Знаю, что хотел. И когда-нибудь это случится.

И если я перестану заботиться о маме, кто взвалит на себя эту ношу?

Я была нужна и полезна.

От меня не избавятся, как от нее. Они не поступят так со мной. Кто будет делать для них то, что делала я?

Камера хрустнула в моем кулаке. Каждая мышца лица ныла от сдерживаемых рыданий, потому что я больше не верила своим собственным словам.

О боже. Я сорвалась с места и побежала. Перед глазами все поплыло из-за нахлынувших слез. Меня ждала мамина судьба. Месяцы превратятся в годы. У людей вроде меня никогда ничего не получается.

Она умрет в этой квартире, а я умру в этом городе такой же глупой, необразованной и бедной, какой была сейчас.

Спустившись по лестнице, я вырвалась на улицу. Холодные капли дождя падали на лицо, словно льдинки, принеся долгожданное облегчение: казалось, от всех этих переживаний моя кровь превратилась в расплавленную лаву.

Я судорожно втянула воздух, а затем рванула вперед по тротуару, лавируя между людьми, спешившими на работу. Я не знала, куда идти, просто хотела выбраться отсюда. Подальше от этого места, как можно быстрее. Бежать, бежать, бежать…

И я побежала. Дождь барабанил по асфальту. Опустив взгляд и несясь по улице, я не видела ничего, кроме ног прохожих. Машины сигналили, но я не смотрела, кому.

Мои армейские сапоги промокли – не удивительно, ведь шнурки опять были не завязаны, а шапка, потяжелевшая от воды, вскоре практически прилипла к голове.

Разбрызгивая лужи, я ощущала, как моя одежда все больше липла к коже, и вытерла капли дождя с лица. Ливень падал стеной, видимость была не дальше пяти метров.

Но я не остановилась, а продолжала бежать; мне было плевать, даже если впереди в любую секунду меня мог ждать обрыв или столкновение с вынырнувшей из тумана машиной.

Это они во всем виноваты. Дэймона арестовали из-за брата Майкла. Слава богу, он был мертв, иначе я бы сама его прикончила. Если бы не вмешательство младшего Криста, Дэймон уже окончил бы колледж, и мы бы сбежали.

И остальные… Мой брат готов был броситься под пули ради своих друзей, но они, не колеблясь, выбрали Эрику Фэйн. Годами он прикрывал их, а они избавились от Дэймона, словно от ненужной вещи, и даже не попытались бороться за него.

Послышался пронзительный гудок. Я подняла свои утомленные глаза и поняла, что нахожусь на тротуаре моста. Переведя взгляд на реку, увидела буксир, тянувший баржу вниз по течению. Звук его туманного горна вновь разнесся эхом среди грозовых туч.

Взглянув на камеру, которую до сих пор сжимала в руке, я замахнулась и швырнула ее в воду, казавшуюся почти черной. Та сразу же пошла ко дну.

Я закрыла глаза и покачала головой. Мне была ясна позиция Дэймона, потому что я знала, сколько страданий он перенес. Я понимала ход его мыслей.

Дома моего брата никто не любил. Наш отец был тираном, а его мать… Она терроризировала Дэймона. От воспоминаний обо всем, что происходило в той башне, меня затошнило, и я застонала. Он не хотел мне ничего показывать, а она не знала, чему я стала свидетельницей.

Из-за этого Дэймон собственнически относился к тому маленькому кругу хороших людей, что присутствовали в его жизни.

Ко мне, к своим друзьям…

Любой, кто нам угрожал, автоматически превращался во врага.

Поэтому он ненавидел Эрику – или Рику, как все, похоже, ее называли. Дэймон был неправ, но я понимала, что им двигало.

Он обрек себя на арест, трахнув Уинтер – девушку, которая была под запретом. Во многих смыслах, и моему брату это было известно.

Дэймон сам перегнул палку в прошлом году, после чего ему пришлось податься в бега.

Если бы он хотел, чтобы мы жили своей жизнью, то забрал бы меня с собой. Забыл бы друзей, забыл Рику. Мы оба покинули бы этот город и наконец-то обрели свободу.

Только этого не случилось, и теперь я понимала, что никогда не случится.

Я прикусила нижнюю губу, стараясь больше не плакать. Мы никогда не уедем, верно? Значит, он тоже меня использовал.

Скрестив руки на груди, я двинулась дальше. Пыталась заглушить свои эмоции, но не могла. Стиснув зубы и дрожа, я бездумно шла вперед, пересекла мост, миновала старый фермерский рынок на Стэйт-стрит, разоренные, опустевшие кварталы Уайтхолла. Нет, я не плакала – слезы сами катились по щекам.

Дождь намочил всю одежду, голова казалась тяжелой из-за промокшей шапки, кожу охватил леденящий холод. По телу побежали мурашки; я чувствовала, как каждый волосок встал дыбом.

Стуча зубами от холода и обхватив себя руками, я остановилась и подняла глаза.

На эмблеме, изображавшей один лабиринт, заключенный в другом, горела красная надпись «Сэнсо» с японскими иероглифами в центре. Похоже, мои ноги сами знали, где мне положено находиться.

Я словно робот.

Подняв дрожащими пальцами свою манжету, посмотрела на часы: было восемь утра. Кай вчера сказал, чтобы я пришла в девять.

Нужно позвонить Давиду и объяснить, что ему не придется подвозить меня сегодня.

Я направилась к додзё и дернула дверь, но она оказалась заперта. Решив проверить запасной выход, обогнула здание и вышла на темную аллею. Здесь все кирпичные строения и даже пожарные лестницы были выкрашены в черный цвет. Съежившись и укрываясь под навесом, я подбежала к черному ходу, но там тоже было закрыто.

Я вновь обхватила себя руками и прислонилась спиной к стене.