— Подарок — сеанс гипноза, — несколько неожиданно заявил синьор Балу.

— Зачем это нужно?

— Я не могу тебе это объяснить, Пьетро, это слишком сложно. Но однажды ты сам поймешь, обещаю.

Он попробовал представить себе, что можно понять в какой-то далекий день, не поняв сейчас, но ничего не пришло на ум. Тогда он перешел к более практическому вопросу:

— А что, если я не проснусь?

Отец рассмеялся. Пьетро даже обиделся на него за это. Но синьор Балу потрепал его по волосам.

— Это волнует многих, все мои маленькие пациенты задают тот же самый вопрос. И знаешь, как я их успокаиваю?

Пьетро покачал головой, уже не чувствуя себя таким дураком.

— Говорю им, что загипнотизированный на самом деле может проснуться в любой момент, это зависит только от него. Поэтому, если что-то пойдет не так, тебе будет достаточно посчитать в обратном порядке, а потом открыть глаза.

— Ладно, — согласился Пьетро.

Отец взял его за руку, и они вошли под сень рукотворных деревьев. Находиться там было приятно. Отец предложил ему лечь на лужайку-палас, даже подложил мягкую подушку под голову. Потом пошел к проигрывателю, который стоял в углу на столике. Элегантными, скупыми движениями вытащил пластинку из обложки, поместил на диск, потом поднял рычаг, и игла автоматически опустилась на бороздку.

Песня «Простые радости» оживила лес голосами медведя Балу и Маугли.

Отец лег рядом. Они лежали бок о бок, навзничь, сложив руки на животе, и любовались небом в белых облачках и блестящих звездочках. Спокойные, безмятежные.

— Возможно, ты когда-нибудь меня за это возненавидишь, однако надеюсь, что нет, — сказал отец. — Дело в том, что мы с тобой одни на свете, а я не смогу жить вечно. Прости, что выбрал такой способ, но иначе у меня не хватило бы духу. И потом, так будет правильно.

Пьетро по-прежнему не понимал, но решил довериться отцу.

— Ну что, готов?

— Да, папа.

— Тогда закрой глаза…

Джербер вернулся в свой опустевший дом в середине дня. У него уже не получалось проводить сеансы с другими пациентами. Не хватало внутреннего покоя, чтобы их выслушать и исследовать психику под гипнозом. Поэтому он отменил все встречи.

С дикой головной болью прошел в спальню. Упал в подушки, не раздеваясь, даже не снимая башмаков, и закутался в плащ, поскольку почувствовал, что совсем замерз. Побочный эффект риталина. Лежал в позе зародыша, ожидая, когда пройдут раздирающие наплывы мигрени, волны, изнутри размеренно бьющие в стенки черепа. Едва приступ утих, как он погрузился в сон.

Перед ним завертелся калейдоскоп бурных сновидений. Он плавал в темной бездне, где обитали светящиеся рыбы, а кроме того, создания, не отбрасывающие тени, о которых рассказывал синьор Холл. Морские призраки, которые, приспосабливаясь к враждебной среде, сделались прозрачными.

Ханна была такая же. Всегда одевалась в черное, будто бы жизнь научила ее, что лучше оставаться невидимой.

В том море плавала и его мать, жена синьора Б. С той же застывшей улыбкой, что и на семейных фотографиях. Неподвижная, безразличная, будто восковая статуя. Пьетро называл ее мамой, но она не откликалась.

Никто не хочет по-настоящему услышать то, что хотят сказать дети. В ушах так и звучал грустный голос Ханны Холл. Тайное слово вашего отца — это число, не так ли?

Тут зазвонил мобильник, и Джербер открыл глаза.

— Куда ты пропал? — раздраженно осведомилась Бальди.

Чего ей от него нужно? Почему она бесится?

— Уже десять часов, а тебя нет, — нетерпеливо, с упреком продолжала судья.

— Уже десять? — переспросил он голосом, хриплым со сна.

Посмотрел на часы. Да, так и есть. Но десять часов утра. Сколько часов он проспал? Явно с избытком. Недаром никак не мог прийти в себя.

— Мы тебя ждем, — упрекнула его судья. — Остальные уже собрались.

— У нас назначена встреча? — Он ничего такого не помнил.

— Пьетро, с тобой все в порядке? Когда я звонила тебе вчера вечером, ты сказал, что тебя все устраивает и что ты придешь.

Пьетро не помнил звонка. Ему казалось, будто он со вчерашнего дня спал не просыпаясь.

— Эмильян, — напомнила судья. — Ты должен явиться к нему домой, социальные работники уже собрались.

— Зачем? Что случилось? — встревожился Джербер.

— Ты должен подтвердить свое мнение: слава богу, приемные родители согласились снова взять его к себе.

Он прибежал, запыхавшись. Уже безнадежно опаздывая, он никак не успевал привести себя в порядок. Мало того что одежда несвежая, от него еще и разило. К тому же он чувствовал, что вещи на нем висят мешком, явный признак того, что он потерял на последние дни пару килограммов.

Джербер был уверен, что, увидев его в таком состоянии, Бальди испепелит его одним из своих знаменитых взглядов. Но в глазах лиловой вдовы он прочел одно только беспокойство.

В его памяти еще звучали слова, которые произнесла судья, когда отказалась отвечать на вопрос, почему не призналась, что знает Ханну Холл, при первом упоминании ее имени.

Много лет назад я дала обещание…

Кому?

Ты должен меня понять.

Со временем он добьется ответа, поэтому сразу не стал настаивать. Этим утром снова поднимет эту тему и узнает все. А пока нужно, чтобы прояснилось в голове и он смог бы приступить к работе. Задача не из легких, он разваливался на куски.

Приехав по адресу, он обнаружил особнячок на периферии, в квартале, раскинувшемся вокруг приходской церкви.

Хотя приемные родители Эмильяна были довольно молоды, дом выглядел старомодно: возможно, мебель досталась им по наследству. Складывалось впечатление, будто супруги так и не стали самостоятельными, не развили собственный вкус. Пол из светлого мрамора, полированная мебель, масса безделушек и глиняных статуэток.

Бросались в глаза религиозные атрибуты. Обитатели дома всячески старались выставить напоказ свою веру. Всюду висели распятия и картины на евангельские сюжеты. Множество святых, несколько образов Девы Марии. Разумеется, не обошлось без репродукции «Тайной вечери» над электрокамином.

Социальные работники проводили рутинный осмотр, дабы удостоверить, что в семье есть все условия для того, чтобы снова взять под опеку белорусского мальчика. Джербер между тем слонялся по комнатам с рассеянным видом, стараясь как можно меньше попадаться на глаза. Он себя чувствовал как с похмелья, когда утром после попойки на смену алкогольной эйфории приходят неловкость и стыд.

Бальди отвела приемных родителей Эмильяна в сторонку. Супруги держались за руки. Предметом разговора была анорексия ребенка. Детский психолог невольно уловил какие-то обрывки фраз.