Родильное кресло из хромированной стали, с опущенной спинкой и поднятыми опорами для ног.

Сначала Пьетро подумал, будто ему померещилось, но потом убедился, что все по-настоящему. Он медленно двинулся вперед и обнаружил смежную комнату. Шагнув через порог, увидел четыре ряда металлических люлек, раковины, пеленальные столики.

Родильное отделение.

Кроватки, разумеется, были пусты, но он мог живо представить себе спящих там малышей.

Джербер не верил своим глазам. Какая-то часть его сознания велела ему скорее бежать отсюда, а другая приковывала к месту. Третья подвигала на то, чтобы поскорее исследовать абсурдный мир, представший перед его глазами. Пьетро решил покориться ей, ведь не поняв все до конца, по крайней мере не попытавшись найти ответ, он больше не обретет покоя.

Обернувшись, он увидел перед собой отсек для персонала: врачей и медсестер. Через стекло разглядел письменный стол и небольшую картотеку.

Джербер не знал, сколько оставалось заряда в смартфоне, настолько был поглощен папками, которые перелистывал, вывалив на стол. Сколько времени он уже сидел там? Было никак не остановиться. Любопытство пожирало его. Но не только это заставляло перебирать документы. Он чувствовал себя в долгу перед невинными созданиями, побывавшими в этаком несусветном месте, о существовании которого мало кто знал. Только избранное меньшинство, клика, свято хранившая ужасную тайну.

В таких местах, как Сан-Сальви, жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

Именно эти слова произнесла таинственная подруга синьора Б. И, роясь в бумагах, Пьетро Джербер начинал понимать смысл этой фразы.

Корпус Q представлял собой родильное отделение.

Психолог вспомнил, что психиатрическая лечебница являлась городом в городе. Она существовала независимо от внешнего мира. Там имелась маленькая электростанция. Водопровод, не связанный с общегородским. Кухня, где готовилась еда. Кладбище, поскольку всякий, кто сюда входил, не мог надеяться на то, что выйдет отсюда даже после смерти.

Но автаркия приводила и к другим последствиям.

Пациенты встречались, влюблялись, решались на совместную жизнь. И порой порождали новую.

В Сан-Сальви были готовы и к таким случайностям.

На протяжении лет в психиатрическую больницу поступали не только явные умалишенные, но и люди с тяжелой зависимостью или отвергнутые обществом только потому, что они не похожи на прочих. Одни были безумны, другие в здравом уме, но все одинаково испытывали потребность в любви. Иногда отношения завязывались сознательно. Иногда, к сожалению, нет.

Часто такие связи приводили к беременностям. Случалось это по взаимному согласию или нет, женщин нужно было наблюдать.

И тогда я вступала в игру.

Так сказала подруга синьора Б.

Из папок, лежавших перед ним, Пьетро Джербер узнал, что таинственная женщина была акушеркой. Благодаря ее записям ему удалось восстановить историю рожениц и новорожденных.

Некоторые умирали из-за препаратов, предписанных матери в курсе лечения, и их хоронили на кладбище, в братской могиле. Но большинство выживало.

Тот, кто подобным образом оказывался в Сан-Сальви, был обречен оставаться здесь навсегда, точно так же, как и остальные пациенты.

Никто не принял бы в семью детей, рожденных от психов, сказал себе Джербер. Из вполне понятного страха, что в ребенке где-то затаился тот же темный недуг, который поразил их родителей.

Внешнему миру, однако, невозможно было поведать, что целые поколения сыновей и дочерей пребывали в этих стенах только потому, что были здесь рождены. Они сменяли своих родителей: иногда наследовали их патологию, а иногда просто со временем сходили с ума.

Среди личных дел, которые он изучал, Джербер наткнулся на дело Мари.

Психолог прочел ее короткую историю. Они с Томмазо были детьми Сан-Сальви, о чем свидетельствовал и их юный возраст. Оба вошли в число «счастливчиков», рожденных живыми. Оба выросли в этом аду и полюбили друг друга. Ни в ком из них не проявились симптомы душевной болезни, только нервное расстройство, обусловленное самим фактом пребывания здесь с самого рождения. Когда ему было шестнадцать лет, а ей четырнадцать, у них родился сын.

Мари не была бесплодна. Бальди солгала.

Ребенка назвали Адо. К несчастью, он умер через несколько часов после рождения.

Джербер представил себе, как Томмазо и Мари, отказываясь принять жестокую реальность, бегут из Сан-Сальви, захватив с собой труп младенца.

«Адо существовал», — сказала Ханна Холл.

Но Адо умер, подумал Пьетро Джербер.

Мама пыталась разбудить Адо, чтобы покормить его…

Это рассказал Томмазо Ханне, когда та навестила его в тюрьме.

Но когда попробовала приложить его к груди, он был холодный и не двигался. Тогда мама начала кричать, я никогда не забуду ее крика, ее боли… Я взял Адо из ее рук, пытался вдохнуть воздух в его крошечные легкие, но бесполезно… Тогда я завернул его в одеяльце и пошел искать доски, чтобы сколотить сундук. Мы положили туда Адо, и я запечатал крышку смолой.

Вчитываясь в документы, Джербер выстраивал дальнейшую последовательность зловещих событий. Из-за неожиданных осложнений при родах Мари больше не могла иметь детей. По этой причине они с Томмазо похитили Ханну, а потом Мартино. Как он и думал, их преступные деяния явились возмездием судьбе, которая помешала им стать родителями.

У Пьетро Джербера появилось ощущение, что он добрался до конца истории. Если дальше и возникают какие-то вопросы, ответить на них может только Ханна Холл. Самый для него существенный касался связи между пациенткой и его отцом: с какой стати Ханна Холл столько знает о синьоре Б.?

Пока психолог размышлял об этом, взгляд его упал на печать и подпись под свидетельством о рождении и смерти маленького Адо. Джербер узнал почерк, понял, почему документ завизирован.

Печать принадлежала суду по делам несовершеннолетних, а подпись — Аните Бальди: они удостоверяли, что дело обстояло так, как описано в документе.

Что это за совпадение такое? Оно не может быть случайным. Оттого что в этой истории время от времени появляются одни и те же персонажи, складывается впечатление, будто за этим что-то кроется. Обман. Или обезвреженная, прирученная правда.

Бальди ввела в игру также и его отца.

Много лет назад я дала обещание…

Это синьор Б. взял обещание с судьи? Кто, как не он?

Тут Пьетро Джербер понял, что ошибался: разгадкой тайны владеет не только Ханна Холл.

По прошествии двух десятилетий ответ все еще скрывается под землей, в могиле рядом с домом голосов.

Не слишком трудно оказалось отыскать дом, где в ту ночь случился пожар. Место было обозначено в статьях из газет, найденных в чемодане Ханны Холл, оставалось только следовать указаниям.