— Прощения просим, — разбойник скинул колпак, — Не признал вас…

Он замялся, явно не зная, как меня назвать.

— Князь, — процедил я, не открывая рта. По спине пробежала горячая капля пота. Хорошо еще, что горячие капли больше ниоткуда не пробежали.

Бровь Главаря приподнялась:

— Из каких князей будете? — в его глазах возникло сомнение.

— Я не князь, — так же лениво произнес я, — Я — Князь.

Не знаю, насколько у меня получилось произнести заглавную букву — у Доктора Кто как-то получалось же! — но, судя по реакции шайки — получилось.

Они оказались настолько любезны, что даже оттащили дерево с дороги, и, постояв немного с краю, растворились среди деревьев.

Я шлепнул лошадь вожжами и мы покатили дальше. Пока место происшествия не скрылось за поворотом.

— Уф… Окульпашили, — Аглашка как-то обмякла, — В смысле — обманули. А то я чуть не описалась.

Глава 36

Есть на Волге веселый город Хлынов. Честно говоря, впервые об этом городе я услышал только здесь, на Руси, в нашем мире его почему-то не было. Впрочем, про Магазею я тоже не слышал. Может, Хлынов захирел и исчез, превратившись в небольшое сельцо, а может — его переименовали во времена СССР и забыли вернуть прежнее название. Не знаю, у меня по истории четверка была!

Почему Хлынов — веселый? Не знаю, наверное, история сказывается — основали его лихие ребята, новгородские пираты-ушкуйники. Ну а каким должен быть город, основанный пиратами? Разумеется, веселым, залихватским, плюющим на законность там, где она мешает жить. Мне Хлынов чем-то напомнил Одессу. Не настоящую — в настоящей я никогда не был, а Одессу фольклорную, Одессу, как ее все представляют, Одессу «Ликвидации» и «Мишки-Япончика». Так и казалось, что сейчас на шумных улочках Хлынова появится Давид Гоцман, в расстегнутом кафтане и сдвинутом на затылок колпаке, сплюнет шелуху от семечек — или от кедровых орешков, которые здесь продавались на каждом углу — и скажет «Ну вот — картина маслом».

Хлынову повезло оказаться на самом пересечении торговых путей: через него шли и рыба с севера, и шкурки с северо-востока, и чай с юго-востока, и ткани с юга, по Волге, поэтому здесь можно было встретить и русских, и татар, и китайцев и вездесущих англичан…

Хм, англичан…

Я проводил взглядом одного такого англичанина, выделявшегося из русской толпы широкополой шляпой с перьями и загнутыми полями — русские такие не носили — шпагой вместо сабли и коротким, по сравнению с русскими кафтанами, камзолом ярко-алого цвета. Насколько я помню историю, где-то в это время в Британии должны распространиться пуритане, носящие черные одежды и не любящие роскошь. Но это — в нашей истории. Здесь пуритан не было, не было даже протестантов вообще, и англичане продолжали оставаться добрыми католиками.

— Аглаша, — повернулся я к своему гиду по Хлынову. Скоромошка чувствовала себя здесь, как рыба в воде, и с удовольствием рассказывала, где можно недорого и вкусно перекусить, где можно продать товар, который достался тебе совершенно случайно, где можно найти нелегальное оружие, а где — неприятности.

— А? — спросила та, с интересом к чему-то прислушивающаяся, аж уши шевелились.

— Где здесь одеждой торгуют?

— Так закупились же.

— Мне… особая одежда нужна.

— В Торговых рядах, — произнесла она, все еще вслушивающаяся во что-то мне неслышимое. Даже упустила случай съязвить, по своему обыкновению, что-нибудь, про мою одежду.

— Что там? — не выдержал я.

— Слышишь? — подняла Аглашка палец.

Я прислушался. Сначала ничего не слышал. Ну, ничего, кроме уличного шума. А потом в этот шум вплелась, как красная нить в канат, звонкая мелодия скрипки. Вернее, гудка, такой себе разновидности скрипки.

Кто-то играл на гудке лихую и веселую музычку, опять-таки вызывающую ассоциации с Одессой. Так и казалось, что сейчас зазвучит: «Купите бублички, горячи бублички, купите бублички, да поскорей!».

Меня вообще поначалу удивляла здешняя музыка — раньше я думал, что на Руси пели только протяжные и заунывные песни. Да фиг там был — быстрые и танцевальные мелодии здесь котировались нисколько не меньше. Скоморохи других и не играли…

Тьфу ты, скоморохи, точно. Аглашка услышала своих. Не свою ватагу, конечно, перебитую в Москве, а просто — скоморохов, расчувствовалась…

— Нет, ты послушай, как он играет! — воскликнула она.

Ну, что я говорил?

— Да это же просто ужас! Вообще играть не умеет! Сейчас я ему покажу!

И скоморошка тут же исчезла в толпе, только и успев крикнуть, что вернется на постоялый двор.

Никогда не понимал девушек, никогда…

* * *

Помимо всего остального Хлынов запомнился нам суматохой, которую устроила Аглашка на рыночной площади, затеяв, так сказать, гудок-баттл с местными скоморохами. Баттл чуть было не перерос в полноценную баталию, но эта чума вовремя сбежала. Довольная собой, как сытый питон.

Еще город мог бы запомнить лично мне, потому что я наткнулся на узкой улочке на своего «крестника», Гермошку-Земелю, татя и мошенника, которого я самолично арестовывал в Москве полгода назад. А он, изволите ли видеть, по Хлынову разгуливает, хотя еще полтора года должен в тюрьме сидеть. И уши у него что-то на месте. А должно быть одно (да, гуманизмом здесь не страдали. И даже не наслаждались. Впрочем, спрашивать у Гермошки, как же так получилось, я не стал, а он меня попросту не заметил, прошел мимо. Благо, я как раз шел на постоялый двор с тюком «особой одежды» и попросту прикрыл лицо.

А вот чем Хлынов точно запомнился надолго так это купленными здесь оберегами от комарья и прочего кровососущего гнуса. Без таких оберегов по здешним лесам было не проехать — того гляди, не просто выпьют всю кровь досуха, а еще и в лес унесут, и косточки обглодают. Обереги, купленные нами у одного хлыновского торговца, отгоняли мошку далеко и надежно… ровно два дня. Хотя ушлый торговец уверял, что Слова на них наложены такие хорошие, ну такие хорошие, что когда я, не дай Бог, конечно, все же помру от старости, дай Бог, конечно, то моя многочисленная и безутешная родня, несомненно, положит мне эти качественные обереги прямо в гроб, отчего еще года два после похорон к моей могиле будет бояться подлететь любой комар.

Одно слово — веселый город…

* * *

Когда я представлял, как мы пересекаем Уральский хребет, представлялось почему-то высоченные каменные скалы до самого неба, через которые надо перебираться, перепрыгивая через бездонные провалы и взбираясь но отвесные склоны.

Реальность оказалась гораздо прозаичнее. Дорога вилась, поднимаясь и