– Не в любви, так на службе, – с горькой улыбкой сказал он.

А два дня назад меня приглашал в театр Антон. Раздумывала я недолго. Всё-таки так захотелось почувствовать себя желанной, кому-то нужной. Доказать Саше, что имеются и другие мужчины, которые хотят видеть меня рядом, готовые осыпать меня комплиментами и дорожить этими отношениями.

Антон заехал за мной вечером и подарил роскошный букет из белых тюльпанов. Меня захлестнули чувства. Так приятно просто почувствовать себя женщиной! Тюльпаны, а не банальные розы, – вот самые красивые цветы на свете! Настоящие символы любви. Чистые, нежные, хрупкие. Так уютно было держать его за руку, направляясь к машине. На этот раз он был за рулём чёрного «mercedes». Я присвистнула.

После театра он признался, что никогда ещё так не смеялся. Во всём были виноваты мои комментарии к действиям на сцене. Но, несмотря на этикет, я не могла удержаться.

Меня пьянил запах его духов – свежий, древесный. Улавливались нотки сосны и кипариса, от которых хотелось флиртовать с сидящим рядом мужчиной. Но когда Антон как бы невзначай положил на край кресла руку ладонью вверх, я поняла, что не смогу положить на неё свою.

Там, в темноте театрального зала, я украдкой смотрела на него и пыталась представить себе, как это – лечь с ним в постель. Он был бы очень нежным и приятным. У него терпкие горячие губы и сильные руки. Он бы взял меня на руки, отнёс в постель, и всё бы кончилось хорошо. Я представила себе его голое тело. Тёмные волосы на груди, широкие плечи, крепкие ягодицы. Мне захотелось, чтобы он погладил меня по щеке, прикоснулся губами к моим векам, прошептал, что любит…

По пути домой Антон рассказывал мне про свою жизнь, семью, работу. А мне нравилось наблюдать, как он уверенно ведёт машину. Так же и я могла бы быть за ним, как за каменной стеной. Нужно было лишь привыкнуть к нему, постараться полюбить. Он говорил со мной так, словно до меня у него никого и не было: никаких рассказов про бывших девушек, никакого тёмного прошлого. Всё прозрачно и понятно. Чем-то он даже напоминал моего отца.

– А знаешь, что сказал отец, когда вернулся из твоего ресторана тогда, в апреле? – спросил он, подъезжая к моему подъезду.

– Ой, – я моментально покраснела, – не напоминай. Мне до сих пор стыдно. Так неловко всё вышло.

– Он сказал, чтобы я обязательно пришёл и увидел тебя своими глазами.

– Зачем?

– Ты ему очень понравилась, – улыбнулся Антон, заглушив автомобиль, – он назвал тебя мечтой любого мужчины.

– Ну спасибо, – смутилась я, – а про мою шутку он ничего не говорил?

– А! Мы, конечно же, посмеялись над твоей шуткой. Я уже понял, что у тебя хорошее чувство юмора.

– Спасибо.

– Когда я тебя увидел, то сразу понял, что папа был прав. – Антон положил руки на руль и, стесняясь, уставился в лобовое стекло. – Думал, что пропал, когда увидел твои глаза – большие, светлые, яркие. Твои волосы, блестящие и мягкие, как у русалки. А от твоей фигуры вообще просто невозможно оторвать взгляд.

Я прочистила горло. Дышать становилось всё тяжелее.

– Мне давно никто такого не говорил… Спасибо.

– Ева, – он повернулся ко мне и взглянул прямо в глаза, – можно тебя поцеловать?

– О таких вещах не спрашивают, – прошептала я, – чтобы не испортить подходящий момент.

Тогда он придвинулся поближе, нежно взял руками моё лицо и поцеловал. Сказать, что моё сердце остановилось, – ничего не сказать. Оно сжалось изо всех сил. Я ответила ему взаимностью и, тяжело дыша, провела рукой по его щеке. Целовался он великолепно. Мне захотелось упасть в этот омут, погрузиться в него с головой, но внезапно перед глазами возник образ Саши, и я отпрянула от Антона, прижав пальцы к своим разгорячённым губам.

– Прости. Прости, – пролепетала я, закрыв глаза и откидываясь на спинку сидения, – я не могу…

– У тебя кто-то есть? – огорчённо спросил Антон и нервно провёл рукой по своим волосам.

– Я… Я не знаю… Всё так сложно.

– Ты мне очень нравишься, Ева, очень сильно. Я много думаю о тебе и готов подождать, пока ты не разберёшься со своими проблемами. Мне хочется, чтобы ты стала моей девушкой.

– Антон, – я прикусила губу, – ты извини меня, но я, пожалуй, пойду. Мне пора.

– Я тебя ещё увижу? – Он взял меня за руку.

– Да, – сказала я, глядя, как он целует мои пальчики, – я тебе как-нибудь позвоню.

– Хорошо. До встречи…

– Пока, – сказала я на прощание и вышла из машины.

Зашла в квартиру, закрылась в ванной. Встала под душ и осознала, что не могу так поступить с Сашей. Как бы он не поступил со мной, я не могла сегодня изменять ему с этим мужчиной. Это чересчур коварно.

Антон дарил мне цветы, ухаживал, сразу расставил точки над «i», предложив встречаться, а Саша проигрывал ему во всём: и своим пренебрежением, и разгильдяйством. Но только он делал меня счастливой, только он был единственным, нужным, родным.

Наваждение!

Я принялась нервно намыливать голову, чтобы смыть все ненужные мысли, разрывающие мой мозг. Нужно напиться. Чтобы забыть всё, чтобы прогнать его из моей головы. Это не выход. Нет. Нужно успокоиться.

За последние две недели у меня также появилась новая привычка. Каждый вечер, как и сегодня, я садилась за руль и выезжала за город. Включала музыку и оживала. Это было моей отдушиной, моим миром, моим способом релаксации. Мне было так хорошо! Я ехала, откинувшись на сидении, и улыбалась встречным водителям. Загородные пейзажи умиротворяли, конечно, лучше, чем городские. Все эти мелькающие за окном поля, деревья, закаты…

Машина оказалось самым подходящим местом для нас двоих – меня и моего одиночества. Движение – самое приятное состояние. Музыка – единственное утешение. Звуки наполняли моё тело, позволяя ему парить над суетой и серостью жизни. Музыка была моей, такой же трогательной и лучистой, и говорила о том, о чём я сама не могла бы сказать. Каждая песня давала надежду на будущее, а когда звучали те самые песни, я вспоминала только самое хорошее, что нас с Сашкой связывало. Душа наполнялась воспоминаниями о счастливых моментах. И чем дольше я ездила, тем счастливее и веселее становилась.

Сегодня мне захотелось остановиться и, когда я выбрала местечко по душе, притормозила у обочины. Закрыла машину и спустилась вниз по тропинке, ведущей в небольшой лесок. Деревья, пронизанные солнечными бликами, приняли меня как свою, обнимая большими мохнатыми зелёными лапами. Мне совсем не было страшно. Это, знаете ли, уже такая стадия отчаяния, когда ты в поисках себя и покоя просто бредёшь, куда глаза глядят, повинуясь только голосу одиночества, а не здравого смысла.

За лесом я увидела зелёный луг и маленькую речушку. Она шумела, натыкаясь на траву и камни, и, петляя, исчезала где-то вдали. Я прошла вдоль луга, срывая васильки и колокольчики, и с этим ярким букетом уселась на замшелый камень возле речки. Просидев там некоторое время, я, ни о чём не думая, легла на траву и, закрыв глаза, слушала тишину и пение птиц. Здесь я могла быть самой собой, а не подтянутой начальницей с кислым уставшим лицом, могла лежать, читая мысли деревьев, животных, цветов.