В Ставке наступило смятение. Сначала решили немедленно переехать на автомобилях в Киев. И генерал Духонин, который все время колебался, какое принять решение, приказал срочно готовиться к переезду. Деловые бумаги генерал-квартирмейстерства начали уже грузить на автомобили и жечь то, что нельзя было увезти, как вдруг генерал Духонин отменил свое приказание и решил остаться в Могилеве.

При такой неопределенности положения личный состав решил собраться, чтобы вынести окончательное решение о судьбе Ставки. Собрание происходило в том самом зале, где прощались с государем, и носило сумбурный характер. В конце концов приняли предложение решение этого вопроса предоставить совету начальников управлений штаба.

Мы — двенадцать начальников управлений — собрались тотчас же у старшего из нас, начальника инженерного управления генерала Величко, где большинством голосов постановили подчиниться большевикам и оставаться в Могилеве. Некоторые из нас, в том числе и автор настоящих воспоминаний, против этого возражали, но безуспешно.

На заседании также присутствовал и тогдашний комендант Ставки генерал Бонч-Бруевич, тот самый, поведение которого в начале войны при наступлении в Галиции в бытность его генерал-квартирмейстером 3-й армии было более чем странным, о чем уже говорилось в части I настоящих воспоминаний. После революции он «окрасился» в ярко-красный цвет и в Могилевском совете солдатских депутатов стал persona grata (важной персоной).

Впоследствии выяснилось, что он тотчас же после этого заседания сообщил о его ходе и высказанных на нем мнениях Могилевскому совету солдатских депутатов, а по прямому проводу известил об этом также большевистское правительство в Петрограде.

Когда после неудачи корниловского выступления стало очевидным, что это начало конца, я отправил свою семью из Могилева в сопровождении брата моей жены уланского ротмистра В. М. Кокушкина, впоследствии геройски погибшего в борьбе с большевиками, на хутор к ее родителям в Саратовскую губернию.

Так как после большевистского переворота не осталось больше сомнений в том, что дни Ставки сочтены, то по моему докладу генералу Духонину Черноморский флот передали в подчинение главнокомандующему Румынским фронтом. В связи с этим Морское управление штаба Верховного главнокомандующего было упразднено. За несколько дней до гибели Ставки я распустил личный состав своего управления, отправил с доверенным писарем секретный архив в Петроград в надежные руки, а сам решил до последнего момента оставаться в Ставке.

После решения о подчинении большевистской власти, принятого на совещании начальников управления штаба, я понял, что настало время и мне покинуть Ставку. Приготовившись к отъезду, пошел проститься с генералом Духониным. У него застал его супругу, милейшую Наталию Владимировну, с которой он прощался, отправляя ее в ту же ночь в Киев, чтобы не подвергать опасностям.

Когда я вернулся около полуночи от генерала Духонина в свое опустевшее управление, эшелоны Крыленко находились уже в Орше, и предполагалось, что утром они прибудут в Могилев.

Вызвав по телефону своего шофера, я приказал ему взять с собой запасной бак бензина и подать автомобиль к управлению, намереваясь уехать в Киев и далее действовать по обстоятельствам.

Вскоре подъехал автомобиль. Шофер, поднявшись ко мне, сказал, что запасного бака ему не дали и что только что в гараж поступило запрещение Совета солдатских депутатов шоферам выезжать со мной за пределы Ставки. Поняв, в чем дело, я велел шоферу отвезти меня на железнодорожную станцию, намереваясь сесть в первый идущий на юг поезд. Но шофер мне на это ответил, что на станции и мостах через Днепр выставлены сторожевые посты, которые меня не пропустят. Спросив его, относится ли это запрещение только ко мне, я узнал, что оно распространяется также на генерал-квартирмейстера генерала Дитрихса и на полковника Ткачева, начальника воздухоплавательного управления — оба решительные противники подчинения Ставки большевистской власти. Решив тогда уйти пешком, я отпустил своего шофера, поблагодарив его за верную и преданную службу.

Впоследствии я узнал, что генерал Дитрихе и полковник Ткачев, предупрежденные вовремя своими людьми, благополучно скрылись: полковник Ткачев, у которого автомобиль был не в гараже Ставки, а при его квартире, сел на него и со стоверстной скоростью пролетел мимо сторожевого поста на мосту, а генерал Дитрихе ушел во французскую военную миссию, где его переодели в форму французского солдата, и он выехал в составе миссии, когда она покинула Ставку после захвата ее большевиками.

Сам же я, переодевшись в штатское платье, оставшееся у меня после командировки в Румынию, вышел перед рассветом по никем не охраняемой тропинке за город в поле и окольными путями добрался до села Княжево, где стоял штаб Астраханской казачьей бригады. В это время эшелоны Крыленко уже подходили к Могилеву, и штаб бригады ожидал распоряжений Ставки для действий, но их не поступало, ибо, как мы знаем, было принято решение отдать Ставку без сопротивления, о чем я и поставил штаб бригады в известность.

Прибыв на Могилевскую станцию, Крыленко вызвал к себе генерала Духонина. При входе в вагон, где находился Крыленко, Духонин был зверски убит матросами. Так кончил свое существование последний законный Верховный главнокомандующий вооруженных сил России, а с ним кончила свое существование и Ставка — последний оплот русской законной верховной власти.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПРИЧИНЫ ПОРАЖЕНИЯ РОССИИ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ

Ранней весной 1917 г., как только позволила бы погода, на Юго-Западном фронте и в Черном море должны были быть предприняты решительные операции, которые, каждая порознь, а тем более обе вместе, несомненно, привели бы к победоносному окончанию войны. Операции эти были так тщательно подготовлены и для их осуществления сосредоточены такие силы и средства, что не могло быть ни малейшего сомнения в их полном успехе.

Как известно, к осуществлению Босфорской операции русские войска были уже готовы летом 1916 г., но в согласии с желанием генерала Алексеева ее отложили на весну 1917 г. Если летом 1916 г. обстановка вследствие начавшегося развала Турции для осуществления операции была благоприятна, то, конечно, весной 1917 г. она была бы еще благоприятнее вследствие еще большего развала Турции и усовершенствования наших сил и средств, предназначенных для этой операции. Что же касается операции на Юго-Западном фронте, то легко удавшийся прорыв в разгар развала нашей армии ясно показал, каково было бы его влияние на исход войны, если бы он был предпринят, когда наша армия не утратила еще вследствие революции свою боеспособность.

Начавшаяся революция не позволила нам предпринять своевременно эти решающие операции,