Более широкая проблема заключается в том, что подобная борьба за власть велась и в других могущественных римских семьях. Мы уже говорили о том, как при помощи убийств люди пытались положить конец неудачным бракам; но то были дела частные. Никто не писал о них исторических сочинений. Биографы и историки не копались в них два века спустя в поисках больших картин и цельных характеров. Смерть Марцелла показывает, насколько неубедительной была предложенная Августом идея восстановления республики: на самом деле абсолютно никто не воспринимал её всерьёз. Императорская эпоха началась, когда сплетни стали историческими фактами, а каждая смерть в семье императора – убийством.

В императорскую эпоху римляне начали относиться к убийствам как к династической стратегии. Они также открыли для себя дивный новый мир произвольных расправ над важными людьми, чинившихся по прихоти одного-единственного человека. Да-да, мир диктатуры со свойственными ей помпезной чепухой и бессмысленными человеческими жертвами. Я бы назвала это «убийство с применением императора».

Римскую имперскую систему, известную под милым названием «принципат», Август, которого тогда ещё звали Октавианом, начал создавать, выиграв две гражданские войны, заведя частную армию и проскрибировав примерно две тысячи людей, вся вина которых заключалась в том, что один из них был Цицероном, другой был слишком богат, а от третьего как от друга пользы было меньше, чем от Марка Антония[211]. Таким образом, принципат был замешен на крови представителей высших классов – и бог знает сколько простых свободных и порабощённых людей погибло в процессе. О проскрипциях всегда вспоминали как о пятне на репутации Октавиана, но когда он стал Августом – этот титул буквально значит «священнейший» – обо всех этих убийствах постепенно начали забывать. Даже о том, что по его вине погиб Цицерон. Его судьба отличалась от той, которая постигла сторонников Суллы после отставки и смерти последнего. Как вы помните, Сулла в 82 году до н. э. проскрибировал несколько сотен человек, год пробыл диктатором, а потом ушёл в отставку и уехал в Путеолы, где жил со своей женой и трансвеститом по имени Метробий[212]. В 78 году до н. э. он умер от какой-то отвратительной болезни[213]. Для его сторонников всё шло хорошо до 64 года до н. э., когда республика опять затрещала по швам, вновь приближались выборы (на которых в итоге победил Цицерон), а Юлий Цезарь в должности квестора возглавлял постоянный суд по делам об убийствах. Цезарь решил произвести фурор и привлёк к суду трёх человек, которые в 82 году до н. э. по приказу Суллы убивали проскрибированных. Он самовольно объявил эти законные казни, осуществлённые диктаторским правительством, незаконными убийствами. И он своего добился: двое из троих, центурион Луций Лусций и Луций Беллиан, заколовший человека посреди форума, были признаны виновными, несмотря на то, что они «просто выполняли приказы». Третьим обвиняемым был Луций Сергий Катилина, позднее вошедший в историю как предатель и главный враг Цицерона. Трудно представить себе более наглядную демонстрацию того, что убийство – социальный конструкт, определение которому дают люди, находящиеся у власти.

Если бы Октавиан не извлёк уроки из судеб Суллы и Цезаря, его проскрипции могли бы впоследствии счесть преступлением кровожадного подростка. К счастью для него, он был гением (возможно, злым гением) и создал систему принципата, позволявшую ему пользоваться неограниченной властью до самой смерти и при этом поддерживать красивую иллюзию сенатской демократии с действующими судами. В результате и его проскрипции, и все смертные приговоры, которые он вынес, уже будучи императором, оставались законными решениями, а никакими не убийствами. Надо отдать ему должное: после истории с проскрипциями он старался не убивать своих друзей, родственников и даже сенаторов. Он предпочитал вежливо отправлять их в ссылку. Увы, многие из его преемников не отличались умом, утончённостью и уважительным отношением к другим людям. Многие императоры предпочитали позориться, прямо заявляя, что они могут делать, что хотят, и что одного их кивка достаточно, чтобы собеседник лишился жизни, а до идей вроде милосердия им не было никакого дела. Август создал себе репутацию правителя, который спасал порабощённых людей от голодных миног, но некоторые из его наследников, вероятно, сами не прочь были обзавестись бассейном с миногами-людоедами. Многие из римских императоров прославились неоправданными и несправедливыми казнями и вошли в историю как убийцы.

Истории и биографии римских императоров переполнены примерами гротескных пыток и произвольных расправ, но то, как характеризовались их действия – как жестокие убийства или как разумные смертные приговоры – зависело, по большому счёту, лишь от отношения писателей к конкретному императору. Поэтому о решении Тиберия расправиться с бывшей женой (и сводной сестрой) Юлией Старшей и её сыном Агриппой Постумом говорится как о жестоком, коварном и ненужном убийстве, мотивированном личной неприязнью. Точно так же и о том, как он довёл до самоубийства Авла Кремуция Корда, историка, похвалившего в своей книге убийц Юлия Цезаря, сообщается как о чудовищной атаке на свободу слова (которой никогда не было). С другой стороны, Адриан, став императором, расправился с четырьмя сенаторами ещё до того, как прибыл в Рим, а позднее выколол порабощённому человеку глаз и заставил греков обожествить своего покойного любимца – но, поскольку он советовался с сенаторами, он был для них лучшим другом. У «Авторов жизнеописаний Августов» рассказ о его «природной жестокости», о множестве казнённых им людей и о том, что он, возможно, убил свою жену Сабину, уложился в одно предложение[214]. Стоит, конечно, помнить о том, что SHA – крайне ненадёжный источник, но ничего лучше в нашем распоряжении нет. С другой стороны, в биографии Гая Калигулы одно предложение посвящено его попытке восстановить народные собрания и наделить выбранных на них магистратов широкими полномочиями, зато целых восемь абзацев – всем вынесенным им смертным приговорам и всем сказанным им грубостям, просто потому, что он ни с кем не советовался, наслаждаясь ролью абсолютного монарха[215]. В результате об Адриане вспоминают как о хорошем парне, влюбившемся в красивого мальчика, а не как о жестоком правителе, убивавшем сенаторов и бросившем жену, в то время как Гай считается одним из главных злодеев римской истории. Зато про Гая сняли высокобюджетный порнофильм по сценарию Гора Видала, где его сыграл Майкл Макдауэл[216], а Адриан такой чести не удостоился, так что ещё неизвестно, кому повезло больше.